Второй Беличий Песок

Квотчер Марамак

– Как трясёт, терпимо?
– осведомился Макузь, оборачиваясь к сидевшей на мешках в телеге Ситрик.

– А то ты не слышишь, - цокнула она.

– Нет, не слышу, у меня лапы заняты!

– Трясёт терпимо, но сильно, - призналась белка.

Из этого Макузь сделал заключение, что трясёт сильно, но терпимо. Собственно тут особых наблюдений не требуется - телегу раскачивало из стороны в сторону, когда колёса скользили по краям глубокой колеи, а вдобавок подбрасывало при наезде на корни и коряги, попавшие на дорогу. Воизбежание чего-нибудь не в пух грызь для начала проехал только пару килоцоков и объявил привал, хотя это и означало перерасход дров для поддержания температуры котла.

– Вообще, достал он, - цокнул грызь, кивнув на паровик, -

Такое погрызище!

– Лучше чем ничего, - возразил другой.

– Вприципе, известно что можно сжигать жидкое топливо прямо в цилиндрах, - просветил Макузь, - Но в нулевых где взять столько жидкого топлива, и во первых, пока что сталь не дотягивает по прочности, ломается.

Если цокнуть покороче, то с пухом пополам, но до шишморского цокалища паровик таки добрался, причём Макузь по дороге вбивал соль в головы, чтобы не отдуваться в одну пушу, и стоило надеяться что обратно грызи уедут сами. В цокалище ещё издали было слышно цявканье, потому как вернувшаяся на лето Лайса приноровилась цявкать, а остальные смеху ради повторяли. Собственно Макузь и Ситрик нулевым делом пошли в центральную избу, трепать ответственные уши; уши были рады их слышать и отцокались о том, что всё в пух, применительно к возне с таром. На этот процесс ушло цоков десять, после чего грызи, помятуя о совести, уши освободили.

Уже выйдя из избы, они основательно ослушались вокруг - цокалище в тёплое время года было совсем другое, нежели в холодное. Практически всё оно утопало в зелени кустов, и сейчас - в белых и сиреневых облаках цветов на кустах, отчего в воздухе недвусмысленно висел постоянный запах. Возни наблюдалосиха исчезающе мало, особенно в сравнении с зимой - взять хотя бы и лосиху, которая лопала ивняк на центральной дороге и никому этим не мешала, потому что просто никто и не проходил мимо. Цявканье неслось только из открытых настижь окон центризбы, да ещё раздавались звуки ударов по металлу где-то подальше, а в остальном стояла очень даже недурственная тишина.

Само собой, эта тишина была не глухая - такой в Лесу не бывает никогдища вообще. По траве и кустам перелетали мошки и пчёлы, в кронах деревьев возились птицы, а в сухой траве подлеска - мыши и прочая мелочь. На самых густых ёлках мелькали рыжие хвосты белочи, а если подойти близко к муравьиной куче - слышно и то, как насекомые копошатся. И это всё, следует цокнуть, в полном отсутствии ветра. Когда же воздушные волны переливались по ковру древесных крон, возникал восхитительный шум, являвшийся лучшей музыкой для беличьих ушей. Ситрик и Макузь порой останавливались и вращали раковинами, когда налетал мощный порыв ветра.

Окончательно убедившись, что хвойничек зелёный, грызи уселись на одной из многочисленных свободных скамеек, перекусили, и стали приступать к дальнейшему, зачем собственно они сюда и... хотя после всего услышанного оба прекрасно понимали, что это стоило бы сделать и просто так, смеха ради. Потому как смех - это то, что трудно переоценить. Из цявканья Лайсы они знали, что начали ли работу в Керовке, или нет - неизвестно, потому как Лайсе это было попуху. По крайней мере в Понино на заливных огродах скорее всего уже вовсю возились, потому как там надо соблюдать сроки.

– Кстати знаешь что йа заметила?
– цокнула Ситрик, качая лапкой, - Сдесь в околотке полно грызей, которые ходят не на полной лапе.

– Это как?
– прикинул Макузь.

– Вот так, - белка встала, поднялась на пальцы лапок и прошлась туда-сюда.

– Интересное наблюдение, - согласился грызь, - Йа как-то не расслушал. А Лайса на полной лапе ходит?

– Как ей удобнее. Слышимо, она и так и так может.

Это было давно известно - в зависимости от условий, в которых жил грызь, развивалась привычка ходить или на стопе лапы, или только на пальцах, как волк, кпримеру. Никакой особой разницы, кроме как для обуви, это не вызывало, и если уж белка приучилась ходить на неполной лапе, то привыкнуть к другому было довольно сложно, и главное незачем.

– Хм, - почесал ухи Макузь, - Йа думал, это от мягкости грунта, по коему грызо ходит. По этой логике возле болот они должны бы наступать на всю лапу, чтобы меньше проваливаться.

– Логично, хотя оно и не так, - хихикнула Ситрик, - Слышимо, тут дело в том что земля постоянно сырая и холодная, поэтому когда стоишь на одних пальцах, меньше теряешь тепла... Ну что, пошли в?

– Пошли в, - согласился грызь, соскребаясь со скамейки.

Сейчас, уже практически летом, тропы по колотку были куда как сподлапнее для прохода и проезда с тележкой, так что никакейших затруднений не возникало. Пожалуй, по хорошей тропе грызи дошли до Сушнячихи раза в два быстрее, чем осенью в распутицу. Вокруг теперь простирался не прозрачный лес без листвы, а море разливанное оной, которое было не только приятно уху, но и могло скрывать животных навроде тигров или камульфов, не к обеду будет цокнуто. Вслуху этого Макузь и Ситрик не забывали о мерах предосторожности как при ходьбе, так и при сидении или ночёвках. Как все знали, этот сезон не самый опасный в это плане - после спячки вылезают всякие енотные собаки, сурки, хомяки и так далее, на которых куда легче охотиться крупным зверям. Тем не менее, чтобы берёг хвост - нужно известно что.

– Пааагрызище размером с тайгу!
– запевала Ситрик, размахивая хвостом, - Оно случилось, и ни гу-гу!

– Паагрызище не меньше горы!
– подхватывал Макузь, - Довольны и зяблики, и бобры!

Погрызище - оно как гузло!

Не село на тебя, так считай - повезло!

Погрызище с лося высотой!

Уши открой, насладись красотой!

Допеть фольклор до последних куплетов у них не получилось до самого конца пути, потому как постоянно сбивались на смех. Также по пути были встречены несколько пушей, чьи уши были подвергнуты эт-самому. Выяснилосиха, что трое вышли из своих дальних углов в Понино, как они это обычно и делали, содить и ростить, а один тащил железные петли как раз в Керовку. От Дутыша грызи узнали, что таровщики начинают возню по прежнему сценарию, так что всё в пух - отцокавшись, тот упилил вперёд, потому как не тащил больших рюкзей с запасами корма.

В самой Сушнячихе тоже сезон был не в разгаре, возились разве что возле склада, который тут заменял сразу все лавки - для начала работ в топях требовалосёнок завезти корма, инструменты и некоторые расходные материалы. Что сделали в Сушнячихе Макузь и Ситрик, так это... ну нашлись, понятно. В нулевую очередь они отсурковались и дали отдыха лапчонкам, которые слегка давали о себе знать после длительных походов. Сделав эти действия, с утречка они отправились дальше и достаточно быстро были уже на месте, таращась ушами на деревянную платформу - ту самую, что слыхивали ещё зимой. Сейчас пруд окружали кусты, покрытые мелкой свежей листвой, но сама вода оставалсь непроницаемо чёрной, с синей масляной плёнкой на поверхности... собственно, плёнку уже сцеживали. Один из грызей плавал по пруду кругами на плотике и снимая плёнку, процеживал воду через фильтры, таким образом получая искомое. Остальные же, в количестве два хвоста, были замечены за ремонтом платформы - пуши корячили туда свяжие брёвна взамен сгнивших.

Появление двух грызей, которые ранее не появлялись, вызвало подъём хохолов - да собственно они и не собирались прятаться - грызи, а не хохола.

– Эй грызо!
– цокнул низкий широкий белкач, похожий серостью пуха на скворка, - Вы знаете, куда зашли?

– Знаем, в место!
– хором ответили те.

– В запятую. Йа имею вслуху, что дальше только топи, если что.

– А мы дальше и не собирались.

Был взварен и испит чай, в ходе чего - ну если точнее, то "одновременно с ходом чего" - выяснилось, что в Керовке натурально присутствуют три хвоста - Курдюк, Выдрыш и Тирита. Они собственно присутствовали тут регулярно, с тех пор как построили избу и платформу, и за лето обычно добывали некоторое количество тара, чем намеревались заняться и теперь.