Второй фронт
Шрифт:
— Ничего, ничего, проходите, садитесь, — сказала хозяйка мягким, приятным голосом, пропуская его вперед и незаметно окинув взглядом крепкую фигуру и простоватое, добродушно-приятное лицо с мокрой шевелюрой.
Егор присел на краешек стула.
— Вы, очевидно, из Северограда?
— Да, приезжал к товарищу, да не застал. Он здесь на заводе работает.
— Кто такой? Может, я знаю?
— А Логинов Василий…
— Электросварщик?
— Да.
— Так он же у нас знаменитый человек на заводе. О нем
— Смотрите! А я и не знал… Мы с ним по финской знакомы. Вместе в госпитале лежали.
— Вы воевали с белофиннами?
— Да, привелось…
— А на каком фронте вы были?
— На самом главном — на «линии Маннергейма».
На глаза незнакомки навернулись слезы. Это заметил Егор.
— У вас кто-нибудь из близких воевал?
— Да… Муж у меня был на центральном фронте.
Дверь из комнаты приоткрылась, на террасу заглянула седоватая женщина с бледным, осунувшимся, но все еще красивым лицом.
— А… ты здесь, Танюша?
— Мама, зайди пожалуйста. У нас неожиданный гость… Ливень загнал. И оказалось — воевал в финскую.
— Здравствуйте, — поклонилась женщина, приглядываясь к незнакомцу. Его простоватое, немного скуластое лицо с густыми мокрыми волосами показалось ей добрым и симпатичным. — Ой, да на вас места сухого нет. Ведь простудитесь… Как ты-то, Танюша, не видишь? Сейчас, сейчас я вам что-нибудь сухое принесу. Пойдем со мной, Татьяна! — Это было сказано так неожиданно, что Егор не успел опомниться и возразить. Женщины вышли, и скоро вернулась мать — принесла майку, рубашку, пиджак.
— Это Сережино все. Вам впору будет. Переодевайтесь, а потом поговорим.
— Спасибо! — поблагодарил Егор и, когда мать ушла, быстро переоделся. Пиджак был тесноват, но он не стал его застегивать. Скоро она вернулась.
— Ну вот и хорошо. И тепло будет. Пойдемте в комнаты пить чай. А ваше мокрое я в кухне над плитой повешу, быстро высохнет. Пойдемте!
— Спасибо… Но как же? Ведь я с вами почти незнаком?
— А ничего, познакомимся… мы же свои, русские люди… Вас как зовут?
— Егор… Егор Клейменов.
— А меня — Полина Андреевна. А дочку — Татьяна… Пойдемте.
Егор смущенно, на цыпочках, пошел за хозяйкой. Ему неудержимо хотелось еще раз взглянуть на ее дочку.
В большой комнате стол был накрыт. Егора усадили как доброго гостя. Татьяна расположилась рядом, мать у чайника, наискосок.
— Так вы, говорите, воевали? — продолжила прерванный разговор мать, подавая Егору стакан чаю, подвигая пирожки.
— На том же фронте, что и Сергей, — пояснила Татьяна.
— А не доводилось, не слыхали про политрука Паладина Сергея Васильевича?
— Нет. Я ведь танкистом был. А что? До сих пор нет вестей?
— Убили… — тяжело вздохнула Полина Андреевна. — Думала, может, доводилось видеться. Хотелось знать, где похоронили…
— Может, еще объявится… Всякие случаи бывают.
— Нет, мы точно знаем, что убит. Мальчик остался.
— Жалко. Очень сочувствую вам… Это его портрет? — спросил Егор, глядя на фотографию в рамке.
— Да, его. Уж такой славный был, такой… — Полина Андреевна заплакала. — А ученики как его любили…
— Успокойся, мама, что же теперь… — сказала Татьяна и, взяв пустую тарелку, выбежала на кухню.
Егор передвинулся на стуле, не зная, как и что говорить.
«Сейчас бы побежать за ней, успокоить. Но ведь я совершенно чужой… Вроде неловко…»
— А вы сами-то откуда родом? — видя его смущение, спросила Полина Андреевна, отирая слезы.
— Я с Урала. У нас большая семья в Зеленогорске, отец мастером на тракторном. Брат — инженер. Сестра тоже выучилась, а я вот только до механика дотянул. Теперь бригадиром работаю. Правда, получаю хорошо и вообще-то уважают…
Татьяна вошла незаметно и села на свое место, стала слушать.
— Не женаты еще?
— Нет, как-то не до этого было…
— А почему же вы не стали учиться?
— Ленив был, больше в футбол гонял, — откровенно признался Егор. — Потом на заводе меня взяли в оборот, заставили в школу взрослых ходить.
— Кончили? — спросила Татьяна.
— Кончить-то кончил, а тут армия. Там сделался танкистом, закончил курсы механиков. И вот теперь на заводе.
— И не думаете учиться? — опять спросила Татьяна, разглядывая его большие, сильные руки.
— Не знаю, как придется…
Хлопнула дверь на кухне, и в комнату заглянула пожилая женщина в плаще.
— Ой, что же это! — всплеснула она руками, уставясь на Егора. — Никак Сергей объявился?
— Что ты, что ты, Егоровна. Это гость, — остановила ее мать. — Промок под дождем, вот и надел Сергеев пиджак.
— Ой, Андреевна… Уж ты прости, извини меня, дуру старую. Сослепу, что ли, я обозналась. А только верно, гость-то ваш шибко на Сергея смахивает.
Вздрогнувшая от ее слов Татьяна взглянула на Егора пристальней. И этот взгляд ему показался совсем другим. Совсем не похожим на тот, которым она окинула его на террасе. В этом взгляде было что-то необъяснимое, проникающее в самую душу. «Любит!.. — подумал Егор. — Любит и не может забыть…»
— И ты, Танюша, извини, что сболтнула я по глупости. Нечаянно вышло. Верно, он чем-то похож на Сергея… Ну, я побежала… Ужо потом загляну.
Она ушла, и опять наступила какая-то неловкость. Егор почувствовал себя лишним и поднялся.
— Благодарю вас за угощение, за заботу. Моя одежда, наверное, высохла. Да и дождь уже перестал.
— Сейчас, сейчас, — поднялась Полина Андреевна, — я взгляну.
Она вышла на кухню и тут же вернулась, неся пиджак, рубашку и майку Егора.
— Вот, пожалуйста. Все высохло.