Второй роман Цикла Эскул
Шрифт:
– Ну почему же? Далеко на востоке, за Разделительным Хребтом, живут многие племена Лесных Эльфов. Поговаривают, что и на Северных Предгорьях, не доезжая месячного перехода до Говорящих Вершин, есть земля, где поселились дроу. Там всегда дрожит земля и горячая вода вырывается из недр, там пахнет серой и вечный туман. Врут, наверное. Я-то сама ни одного эльфа в своей жизни не видела. Орков - полно, они на каждую войну, как мухи на мёд слетаются. Знатные наёмники. Победить их на поле боя может только сильная магия, ну и гномий хирд, конечно. Хотя нет, что это я. Островные
– А кто же правит в Варрагоне?
– попытался я вернуть на интересующую меня тему маркитантку.
– Известно кто, герцог, Альберт Варрагонский. Он тоже из династии Реконов. Двоюродный брат короля Себастьяна Седьмого. Тот ещё мясник! Но порядок при нём железный. Уж больно важен город. Тут тебе и верфи, и порт, университет... а рынок наш побольше будет, чем столичный. Но столица. Рекона. Красивее, ничего не скажешь. Тамошний дворец ещё эльфы построили. Была там пару раз, в позапрошлую войну. Народу тьма тмущая. Снуют. Как головастики. Бррр.
– А что, мамаша, нет ли войны сейчас какой?
– заинтересованно наклонился я, пытаясь избежать густых вонючих клубов дыма из трубки маркитантки.
– Да уж почитай семь лет нет никакой войны, - тяжело вздохнула и загрустила Хейген, - торговли почти никакой, да и товар дрянь дрянью, выживаю на старых мародёрских запасах. Даже курить этот горлодёр стала, а не мой любимый "Бархатный Камзол". Вот то табак! Всем табакам табак! Душа так и разворачивается!
– вздохнула маркитантка.
– Так может хорошо, что войны нет, а, мамаша? Народу спокойнее, урожай собирают, а не жгут. Люди не умирают. Радость и мир.
– Радость и мир?
– глаза маркитантки стали наливаться кровью, - не умирают?
– и тут вдруг резко успокоилась, - забываю, Холиен, что ты не из нашего мира...хочешь совет от мамаши Хейген?
– Хочу!
– искренне согласился я.
– Для начала, запомни, или, не знаю, вбей себе в голову! Как бы не хотелось тебе вмешаться, рассказать или поделиться своими знаниями. Похвастаться умениями. Молчи и слушай, молчи и набирайся опыта. Не лезь в глаза и не в своё дело. Иначе, сложишь голову на плахе. Навидалась я таких блаженных учёных мужей. Всё мир спасти хотели. Теперь спасают. Кто где. Кто - на каменоломнях, кто - за Гранью...
– Постараюсь, мамаша Хейген...
– Постарается он. Горбатого могила исправит.
– А что, мамаша, в университет всех желающих берут?
– Ха, держи карман шире! Туда отпрыски богатых семей поступать приходят, либо маги своих подмастерьев рекомендуют. А ещё, бывает, жрецы Одного с острова Табернус каждый год десятерых кандидатов привозят. Хотя постой, двоих-троих будущих дисципулей монастырь Трёх Сестёр готовит к испытаниям. Вот, пожалуй, и все возможности.
– Тррр, - мамаша остановила лошадей и соскочила с лавки, повернув голову в сторону фургона, - подъём лентяи! Готовьте лагерь! Тиль и Том, валежник для костра, живо. Да котёл с треногой тащите. Тоша! Чисть лук и коренья. Бруно! А, ослиная отрыжка, забыла...Лежи, не вставай. Мы с мастером Холиеном
Дети повыскакивали из фургона. Сразу было видно, что делают они давно привычную работу. Близнецы рванули в подлесок. А худенькая рыженькая девочка лет тринадцати притащила к роднику двухвёдерный котёл, предварительно отвязав его от железного крюка, торчавшего из боковой стенки фургона. Маркитантка указала мне на полог фургона.
– Пойдём, Холиен, посмотришь на моего Бруно, - и мы по очереди влезли на кибитку. На куче старого тряпья, на животе лежал парень лет шестнадцати-семнадцати. Вся его рубаха была мокрой от пота, волосы сбились в колтун. Он обернулся на скрип ступенек.
– Лежи, сынок, мастер Эскул осмотрит тебя, - толстуха откинула старое лоскутное одеяло, убрала заскорузлую тряпицу с ягодиц парня.
Да, давненько я такого не видывал. Правая ягодица была раздута, как футбольный мяч и была больше левой чуть ли не вдвое. Как только тряпица открыла кожу, удушливый сладковатый смрад наполнил внутренности фургона. Мне показалось, что заслезились даже глаза. Фурункул размером с кулак взрослого мужчины располагался в верхней трети ягодицы и переползал на область крестца. Ткани вокруг гнойника приобрели сине-фиолетовый оттенок. Капустный лист, прикрывавший частично фурункул давно сморщился и почернел. Пересиливая рвотные позывы, я обратился к маркитантке.
– Хейген, мы можем вскипятить воды? И ещё, мне бы немного вина или уксуса. Есть у тебя?
– Тоша воду уже греет, а чего это вином побаловаться решил?
– Всё покажу, верь мне. Неплохо бы ещё тряпиц чистых на перевязку.
– Ох, Холиен, разоришь ты меня!
– Не жмись, мамаша, сына тебе лечу. Да, вот ещё. Я там у родника иву кривую видел. Скажи близнецам, пусть листьев с неё и коры насобирают, да крутым кипятком в плошке зальют. Листьев - на четверть, остальное - вода. Да накроют тряпками. Часа три настоится. Потом этим отваром поить Бруно будем. От жара и лихорадки.
В фургон сунулась чья-то рыжая голова
– Вода вскипела, мастер Холиен!
– Отлично. Отлейте немного в миску.
Я не успел достать свой инструмент, как в кибитке вновь появилась, маркитантка, сварливо бурча.
– Это где это видано, вином чирьи лечить!
Я принял у неё глиняную миску с кипятком. Хорошо, что чистая. Видно не поленились вымыть.
– Ложку дай, - протянул я руку к мамаше. У той, видимо, уже кончились аргументы, и она молча протянула мне деревянный прибор. Я подлез к Бруно.
– Парень, зажми ложку зубами. Будет больно. Но ты терпи. Если я не вскрою гнойник сейчас, то завтра ты умрёшь.
Бруно молча протянул руку, схватил дрожащей рукой и засунул между зубами. Так же молча отвернулся. Я взял чистые тряпицы и под возмущенное сопение мамаши разорвал на узкие полоски. Осторожно смочил одну, и вытер кожу над фурункулом от остатков примочки. Затем, то же самое проделал тряпицей, предварительно смоченной вином. Достал нож, который еще в инвентаре модифицировал в хирургический скальпель. Протер вином и его. Забавно было смотреть на круглые глаза Хейген.