Второй Салладин
Шрифт:
– В семьдесят седьмом она резала вены, – уточнил Ланахан. – В семьдесят девятом наглоталась таблеток, и в последний раз в прошлом году – тоже таблетки. Чуть концы не отдала.
Чарди кивнул, не отрывая глаз от изображения женщины на стене.
Почему, Джоанна?
Но он знал почему.
– Университет отправлял ее к самым разнообразным психиатрам, – продолжал Ланахан. – Мы раздобыли ее медкарты. Это было не так-то просто.
Но Чарди не слушал. Он рассматривал свои запястья.
Он вскрыл себе вены в апреле семьдесят пятого, после длительного допроса в КГБ. Он помнил затопившее его тогда облегчение, помнил, как течет кровь и вместе с ней отступают все беды мира. Безмерная и бездумная легкость овладевает тобой. Манящая, блаженная. Ему вспомнилось, как он выкрикнул в лицо офицеру, который наблюдал за его допросом: "Спешнев, я все равно выйду победителем!"
Но его спасли.
– Это все? – спросил Тревитт.
– Да, – ответил Вер Стиг, и картинка погасла.
Тревитт раздвинул шторы, и в комнату хлынул свет.
Чарди долго смотрел в стену, с которой исчезло ее изображение. Потом повернулся к остальным.
– Итак... Пол. Можно мне называть вас по имени? – спросил Йост.
Чарди не мог различить его глаз за стеклами строгих очков в розовой оправе – высокопоставленные правительственные чиновники почему-то любили такой стиль.
– Пожалуйста, – пожал плечами Чарди.
– В Соединенных Штатах Улу Бег знает всего двух человек. Вас и Джоанну Халл. И к вам за помощью он придет вряд ли.
Чарди кивнул. Да, Улу Бег вряд ли придет к нему – за помощью.
– Значит, остается только эта женщина.
– Вы считаете, что он объявится у нее?
– Я ничего не считаю. Я рассматриваю только вероятные события. Скорее всего, он отдает себе отчет, как трудно в нашей стране вести дела, не имея никакого тыла. Значит, вполне вероятно, он попытается обзавестись им. Вполне вероятно, его одолеет соблазн довериться какому-нибудь человеку, который разделяет его чувства к курдам. Наконец, вполне вероятно, что он объявится у нее. Вот и все.
– Можно попытаться предугадать его жертву, – заметил Чарди.
– Можно. Но если догадка окажется неверной, можно оказаться в таком положении, из которого потом никогда не выпутаешься. На данный момент у нас нет никаких данных относительно его цели, никаких вероятностей. Положение может измениться, но пока этого не произошло, я решил сосредоточиться на вероятных событиях.
Чарди кивнул.
– Итак, нам остается только гадать, Пол, – продолжал Йост.
Из-за причудливой игры отражений в толстых стеклах очков глаза его были скрыты за двумя озерцами света.
– Тут для нас авторитет – вы. Вы знаете их обоих. Кажется правдоподобным, что он появится у нее? В смысле, вам кажется? У вас есть такое ощущение? И если да, как она отреагирует? И самое последнее, пойдет ли она на сотрудничество с нами? Или, вернее, с вами?
Не успел Чарди сформулировать ответ, как влез Майлз.
– Нам известно, что она не из активистов. Она не связана ни с какой дурацкой политической группировкой, не ходит на демонстрации, не занимается всякими глупостями, не спит с чокнутыми революционерами. Спокойная, благоразумная женщина, если не считать проблем с головой. Ни в каких глупостях она не замечена.
Он проглядел стопку листов, лежащую перед ним, – видимо, досье Джоанны. Господи, сколько же они о ней знают подумал Чарди. Мысль о том, что короткие пальцы Майлза роются в жизни Джоанны, оскорбляла его. Его влажные ручки на ее фотографии, ее документах.
Майлз улыбнулся, продемонстрировав нечищеные зубы.
Кто спасет тебя от этих людей, Джоанна?
"Я", – подумал он.
И тут же вспомнил о ее единственном контакте с ним, об ответе на пятнадцатистраничное письмо, которое он послал ей, когда вернулся из советской тюрьмы. Это была открытка с пошленьким видом Майами-бич, на которой было написано: "Нет, Пол. И ты знаешь почему".
– Пол?
– Простите, я...
– Вопрос в том, – вежливо сказал Йост, – обратится он к ней или нет? И станет ли она ему помогать?
– Она станет помогать нам, – ответил Чарди.
– Бросьте, Пол, – встрял Майлз... – Ланахан! Точно, Ланахан. Черт побери, да она была помешана на курдах. Если вы проанализируете ее прошлое, как это сделали мы, вы придете точно к такому же выводу. В шестьдесят девятом она побывала в Иране с "Корпусом мира" [14] . В семьдесят третьем вернулась, чтобы преподавать в колледже в Резайе. Диссертацию защитила по курманджи, диалекту курдского языка. Она совершила паломничество в Мехабад, где в сорок шестом году была провозглашена их республика [15] . Один из миротворцев рассказал нам, что она плакала на улице Четырех Фонарей, где иранцы вешали курдских мучеников.
14
"Корпус мира" – агентство, созданное в 1961 году по инициативе президента США Дж. Кеннеди с целью формирования положительного образа США в развивающихся странах. В задачи агентства входило оказание помощи населению развивающихся стран.
15
В начале 1946 года на занятой советскими войсками территории Ирана была провозглашена первая в мире курдская автономия во главе с Кази Мохаммедом со столицей в Мехабаде, однако просуществовала она всего 11 месяцев, до декабря 1946 года, и после вывода советских войск из Ирана Мехабад был занят правительственными войсками. 30 марта 1947 года Кази Мухаммеда повесили на той самой площади, где 14 месяцев назад было провозглашено курдское государство.
– Все это так, – согласился Чарди. – Но она слишком умна, чтобы ввязываться во всякие глупости. Она очень умная женщина. Исключительно умная. Она не станет заниматься такой дурью. Улу Бег там или не Улу Бег.
– Если он появится у нее, она поможет нам?
– Да. Если мы дадим ей слово не причинять ему зла.
– Пол, он уже убил двоих пограничников.
– Это чудовищная случайность. И потом, ФБР и Пограничная служба еще не вышли на Улу Бега. Потому что вы не хотите лишней огласки. В противном случае вы не стали бы привлекать к делу меня. И думаю, вам не доставит радости, если ФБР начнет копаться в старых делах управления.
В комнате повисла напряженная тишина. Чарди пронял их, он знал, что пронял.
– Позвольте мне пообещать ей, что мы попытаемся перехватить его и позволим ему выйти сухим из воды. Если вы скажете: "Мы собираемся упечь этого парня за решетку лет на двести", у вас ничего не выгорит. Но если вы скажете: "Послушай, это ужасно, но все еще можно уладить", может быть, у вас есть шанс.
– Вы любите их. Обоих. До сих пор. – Это сказал парнишка, Тревитт.
– Это не важно, – вмешался Йост Вер Стиг.