Второй Салладин
Шрифт:
Неподалеку от автовокзала он сошел и принялся приглядывать отель.
"Всегда останавливайся неподалеку от автовокзалов. В небольших местечках, с грязными комнатами, недорогих. Но в отелях, только в отелях. В мотеле обязательно поинтересуются, где твой автомобиль. Придется объяснять, что у тебя его нет. Начнутся расспросы, как да почему. Они решат, что ты псих. В Америке человек без автомобиля – дикость. Автомобиль есть у каждого".
В обшарпанной части города, напротив мексиканского театра, он нашел гостиницу, как нельзя лучше отвечающую его требованиям. Она называлась "Конгресс" и располагалась между железнодорожным и автобусным вокзалами. Отель представлял
Он вошел в сумрачный вестибюль, выкрашенный коричневой краской.
Тучная дама подняла на него глаза, когда он подошел к стойке регистрации.
– Да?
– Комнату. Сколько?
– Десять сорок, дорогуша. С телевизором и ванной.
– Да, хорошо.
– Подпишите вот здесь.
Он быстро подписал.
– На день? На два? На неделю? Мне нужно записать.
У нее было припудренное спокойное лицо.
– Дня на два-три. Не знаю точно.
– А, и вот еще что, золотце. Вы позабыли указать, откуда вы. Вот здесь, на бланке.
– Ах да, – спохватился Бег.
Он знал, что напишет. Ему вспомнился единственный американец, которого он знал. Джарди. Где вырос Джарди?
"Чикаго", – вывел он.
– О, Чикаго. Чудесный город. – Она улыбнулась. – А теперь я должна получить с вас деньги, золотце.
Он протянул ей двадцатку и забрал сдачу.
– Поднимайтесь наверх. Вон по той лестнице. Потом по коридору. Ваш номер выходит во двор, там очень тихо.
Он поднялся по лестнице, прошел по темному коридору и отыскал свою комнату. Запер дверь. Вытащил из рюкзака "скорпион", положил его перед собой на кровать и стал ждать полицию.
Никто не пришел.
"У тебя все получилось", – подумал он.
Kurdistan ya naman.
Глава 4
Тревитт нервничал. Во-первых, в помещении собралось слишком много важных персон одновременно. Особых людей, избранных, в том числе и живых легенд, которые заправляли всем в конторе. Во-вторых, оборудование. Тревитт не был человеком техническим. Ему трудно ладить с вещами. Не проще ли было бы привлечь к делу какого-нибудь технического гения и поручить эту часть работы ему? Ну конечно, в обычных обстоятельствах. А сейчас обстоятельства были чрезвычайные. Поэтому придется управляться с оборудованием самому.
– Ничего, освоишься, – сказал ему Йост Вер Стиг.
И потом еще слайды. Ради них все и затевалось, они должны были идти в правильном порядке, а Тревитт всего несколько минут назад принес самый последний из фотолаборатории – удастся он или нет, все это время оставалось под вопросом – и не был уверен, что он вставлен в магазин диапроектора правильно. Он мог зарядить его задом наперед, что вызвало бы смех на менее серьезном совещании, но на глазах у такой кучи важного народу ему не хотелось ударить в грязь лицом. А также видеть, как Майлз Ланахан посмеивается в своем углу и списывает с его счета очко, занося его себе в плюс.
– Тревитт, мы готовы? – послышался голос Йоста.
– Так точно, думаю, да, – ответил он, и его слова раскатисто загремели по всей комнате: его же подключили к микрофону, а он и забыл.
Он наклонился, включил проектор, и на стене загорелся пустой белый прямоугольник. Пока все хорошо. Если он еще найдет... ага, вот он, стервец – переключатель на шнуре, подсоединенном к проектору. Ну вот, теперь, если оно сработает так, как написано в инструкции, все будет...
Он нажал на кнопку, и раздался щелчок, как будто взвели курок пистолета.
На экране появилось лицо. Нежное лицо совсем зеленого юнца, не старше восемнадцати, – глаза, ошалевшие от радости, короткий ежик взмокших от пота волос и тощие руки, торчащие из рукавов майки.
– Чарди в возрасте восемнадцати лет, – пояснил Тревитт. – Его школа только что победила в классе "Б" чемпионата Чикагской католической лиги. Дата – двенадцатое марта тысяча девятьсот пятьдесят восьмого года. Фотография взята из вышедшей на следующий день "Чикаго трибьюн". Это крупный план, за кадром остался кубок – жутко аляповатая посудина. В общем, Чарди заработал... у меня где-то тут записано...
– Двадцать одно очко, – подал голос Майлз Ланахан. – Включая штрафной после истечения игрового времени, который принес "Сент-Питу" победу с перевесом в одно очко.
– Спасибо, Майлз, – сказал Тревитт, а про себя подумал: "Ах ты ублюдок".
– В общем, – продолжал он, – как видите, он был героем еще в юности.
Герои были пунктиком Тревитта. Его слабостью, его всепоглощающей страстью. Когда он шел по улицам, разглядывая в витринах свое сугубо мирное отражение, то втайне мысленно примерял на себя экзотическую форму и снаряжение: лесной камуфляж, измазанный в грязи и помятый, широкополые шляпы, кривые ножи. И оружие, при помощи которого прошедшие огонь и воду профессионалы делали свою работу: винтовки "М-16", автоматы Калашникова – извечные противники в сотнях тысяч перестрелок шестидесятых и семидесятых. Или шведский пистолет-пулемет "М-45" – излюбленная игрушка головорезов из ЦРУ во Вьетнаме. А также маленькие, компактные "Мак-10" и "Мак-11", еще одни модные фавориты.
– Настоящее его имя Дьердь, – продолжал Тревитт, – оно венгерского происхождения. Его отец был врачом, эмигрировал в Штаты в тридцатых. Мать – ирландка. Тихая женщина, до сих пор живет в квартире в Роджерс-Парк [8] . Папаша у него был немного чокнутый. Пил по-черному, поэтому лишился частной практики и кончил врачом на сталелитейном заводе. После выхода на пенсию отправился в дом престарелых, где и умер. Однако при всем том он был ярым антикоммунистом и ревностным католиком. Он забивал сынишке голову всякой чепухой о красных. И хотел вырастить из него настоящего мужчину, истязал по-всякому, чтобы закалить. Он...
8
Роджерс-Парк – район Чикаго.
– Джим, давай к сути, – послышался из темноты строгий голос Йоста.
– Да-да, простите.
Тревитт был убежден в том, что ему послышалось хихиканье Ланахана.
Еще два быстрых щелчка: Чарди – гордость спортивной команды колледжа, Чарди, обритый наголо, в форме морпеха-новобранца.
– Учебный лагерь офицеров морской пехоты после выпуска из колледжа, – возвестил Тревитт.
Он слышал о Чарди уже не впервые. В отделе истории, куда его совсем недавно распределили, он редактировал мемуары выходящих в отставку офицеров, которые получали от управления плату за то, что на лишний год оставались в Лэнгли и занимались писательством. Во-первых, чтобы их возможная тяга к литературной деятельности воплощалась в жизнь не бесконтрольно, и, во-вторых, чтобы собрать историю методов и средств ведения тайных войн. В этих отчетах то и дело всплывали грани и составные части личности Чарди. Воспоминания о нем красной нитью проходили и сквозь десяток других источников, порой под вымышленным именем. Он был в своем роде местной знаменитостью.