Второй шанс — 2
Шрифт:
— Гляди-ка, а нашего юного писателя голыми руками не возьмёшь, — хмыкнул Павлуша.
— Вы мне не дали договорить, молодой человек, — покосившись на Павлушу, с долей обиды буркнула Изольда Генриховна. — А я хотела сказать, что за редким исключением иногда и не член Союза может написать очень неплохую работу, а порой даже гениальную. Но для начала желательно закончить хотя бы Высшие литературные курсы, я уж не говорю о Литинституте. Хорошо, что у вас хотя бы рекомендация имеется, правда, почему-то не заверенная печатью местного отделения Союза писателей, и из-за этого может оказаться
— Я в железнодорожном училище учусь.
— Ого, будущий пролетарий, — снова оторвался от чтения Павлуша. — И как ты собираешься совмещать работу и литературу?
— Никак, я собираюсь писать книги, не отвлекаясь ни на что другое. Разве что на музыку и бокс, которыми сейчас также занимаюсь.
— Какая разносторонняя личность, — добавила сидевшая по соседству с Павлушей женщина средних лет. — Может быть, молодого человека ждёт блестящая писательская карьера, и мы ещё будем годы спустя с гордостью вспоминать, что он к нам первым пришёл со своим романом.
— Всё возможно, — с вполне серьёзным видом согласилась Изольда Генриховна. — Давайте мы с вами, Максим, поступим следующим образом… Я регистрирую вашу рукопись, знакомлюсь с ней, и если она и впрямь неплоха, то кладу на стол главному редактору. А вы пока напишите, как с вами можно связаться, на какой адрес в случае чего высылать бандероль с рукописью, если её забракуют.
Забракуют?! Хотя от них можно ожидать всего, чего угодно. Повторил сказанное в предыдущей редакции, что записка с личными данными находится под рукописью в папке, на всякий случай записал телефон Изольды Генриховны, и отправился восвояси.
Почему-то я был уверен, что уж в редакции «Современника», главным редактором которого являлся относительно молодой поэт Валентин Сорокин, и где приветствовали молодые таланты (эту информацию я когда-то почерпнул из интернета) меня примут с распростёртыми объятиями. Но реальность оказалась немного прозаичнее.
Здесь вход был свободный, только гардеробщица попросила сдать ей мою лётную куртку. Где находится отдел прозы, она не знала, зато подсказала, что приёмная главреда на третьем этаже. В приёмной сидели двое мужчин с портфелями на коленях, один с седой бородкой клинышком, как всесоюзный староста Калинин, другой с грубым, деревенским лицом, с чуть намечавшейся проседью на висках. Оба посмотрели на меня с подозрением, как-будто я собирался проскочить без очереди. Секретарша при моём появлении тоже оторвалась от набора текста на пишущей машинке.
— Вы к Валентину Васильевичу? — глянув на меня поверх очков, поинтересовалась она.
— Мне только узнать, кому можно отдать рукопись…
— Проза, стихи, сатира, детская литература, публицистика?
— Проза…
— Отдел прозы этажом выше.
И её пальцы с частотой автоматной очереди вновь застучали по клавишам пишущей машинки, она моментально потеряла ко мне всякий интерес. Правда, эти двое всё так же продолжали на меня пялиться, причём у того, что был похож на Калинина, любопытство во взгляде смешивалось с сочувствием. Понятное дело, подросток рукопись принёс в тщетной надежде опубликоваться, а тут мэтры на приём к главному редактору сидят, и то не факт, что их произведения увидят свет в обозримом будущем.
Ладно, пойдём в отдел прозы. Здесь в кабинете на два стола обнаружился лишь один затрапезного вида товарищ в пиджаке с засаленными рукавами, который в данный момент перекусывал чаем с бутербродами. Бутерброды в количестве двух штук с сыром и варёной колбасой лежали на куске обёрточной бумаге, и при виде снеди у меня во рту началось повышенное слюноотделение. Из редакции выйду — отобедаю бутербродами, которые мне мама дала с собой.
— Молодой человек, у нас до часу дня обеденный перерыв, так что заходите через… через двадцать пять минут, — сказал хозяин кабинета, глянув на часы.
Я закрыл дверь с обратной стороны и пристроился на подоконнике в конце коридора, наблюдая, как в кабинет, откуда я вышел, входит ещё какой-то мужик. Похоже, сосед того, что баловался чайком. Часов у меня не было, поэтому время я спрашивал у проходящих по коридору людей. Ровно в час дня постучался в дверь отдела прозы.
— Можно?
Оба повернули головы в мою сторону, затем тот, в засаленном пиджаке, кивнул:
— Заходите, что там у вас? Рукопись?.. Роман? Кто написал?.. Вы серьёзно? И сколько вам лет?
Ну и дальше в том же духе. Минут десять я отвечал на вопросы, чуть ли не дословно пересказав содержание романа, после чего «засаленный» всё же соблаговолил открыть папку, пробежался взглядом по первым двум страницам, хмыкнул с оттенком удивления ипоинтересовался:
— Это точно вы написали?
— Я.
— Хм… Ладно, принимаю на веру… А есть рекомендация от членов Союза писателей?
Я молча положил перед ним листок с машинописным текстом от Каткова и его подписью.
— Катков Николай Иванович, — пробормотал «засаленный», — издавался в Пензе, Саратове… М-да, серьёзный писатель. Хорошо, приложим рекомендацию, рукопись зарегистрируем…
— Мои координаты в конце папки, — заученно повторил я избитую фразу, предвосхищая стандартный вопрос о том, на какой адрес высылать обратно рукопись.
Редакцию «Современника» я покидал не в лучшем настроении. Честно говоря, вся эта беготня мне уже начинала надоедать. Можно только посочувствовать себе и другим начинающим писателям, которым приходится каждый раз преодолевать бюрократические препоны. Как же не хватает компьютера с интернетом… Написал бы текст и тут же его отправил в любое издательство, хоть в Америку. А тут всё приходится делать своими ногами.
Ничего, прорвёмся, думал я, шагая по очищенному от снега и наледи дворниками или специальной техникой (солью и прочей дрянью, похоже, ещё не посыпали) тротуару, и на ходу уплетая бутерброд. Любопытно, что Москва оказалась достаточно замусоренным городом, обрывки газет, фантики, окурки валялись повсюду. Особенно возле магазинов, метро и киосков с мороженым. Вот что значит отсутствие гастарбайтеров. К тому же мне попадалось много курящих, благо что табачные киоски стояли на каждом углу, но при этом не встретил ни одну женщину или подростка с сигаретой во рту.