Второй шанс 6
Шрифт:
На фасаде «Ударника» с удовлетворением обнаруживаю огромную афишу нашей кинокартины. Харатьян изображён с ППШ в руках, бегущим прямо на зрителя, со взглядом, в котором читалась твёрдая решимость во что бы то ни стало покрошить на фарш десяток-другой фашистов.
Нас же ждут с другой стороны, на служебном входе. Вместе с бабушкой-вахтёршей здесь дежурит сержант милиции, показываю ему наш пригласительный, докладываю, что мы члены съёмочной группы, после чего милиционер машет рукой:
– Проходите на второй этаж, там ваши собираются в кабинете директора.
В неожиданно просторном
– А вот и автор сценария, – объявляет Бобриков, вставая со стула и протягивая руку. – Он же и автор книги, по которой снят фильм. Ну и его девушка, как я понимаю. Прекрасно выглядите!
Грузный мужчина в очках тоже поднялся и протянул руку:
– Ермаш, Филипп Тимофеевич!
Ого, это серьёзно, когда на премьеру приходит председатель Государственного комитета СССР по кинематографии. Вряд ли он посещает каждую премьеру, учитывая, что в год наши киностудии выпускают сотни фильмов.
– Очень приятно! Максим!
– Инга! – тоже представляется моя спутница, чью ладошку Ермаш осторожно сжимает в своей лапище.
– Давайте я вам помогу снять дублёнку.
Ишь ты, какой галантный. Падок на молоденьких Филипп Тимофеевич? Или это простая учтивость?
Не успел он помочь моей девушке избавить от верхней одежды, как дверь открывается, и на пороге появляется немолодая женщина с подносом, уставленном десятком стаканов чая.
– Вот, товарищи, разбирайте.
– Спасибо, Виктория Васильевна, – говорит Бобриков, потянувшись к стакану.
Наверное, это и есть директор кинотеатра. Вряд ли секретарша, потому что приёмная перед кабинетом отсутствовала, по пути мы миновали только дверь с табличкой «Бухгалтерия» и окошком выдачи зарплаты.
Нам, а также Харатьяну с Щербаковым, как самым, наверное, молодым, чаю не досталось, но мы с Ингой особо и не переживали, потому что перед выходом и перекусили, чтобы на премьере животы не подводило, и чаю попили в том числе. Правда, было это два с лишним часа назад, но в желудке пока не урчало. Да и чай здесь предлагали только с карамельками и сушками. Что-то плохо подготовилась директриса, для Ермаша нужно было выставить бутылочку коньяка с лимончиком и коробку шоколадных конфет. Либо это будет потом, без свидетелей?
Мы сидели с краешка дивана, прислушиваясь к разговорам «взрослых», которые в данный момент обсуждали положение дел в советском кинематографе. По словам Ермаша, всё обстояло почти идеально, в его спиче прозвучала даже фраза: «Скоро мы утрём нос Голливуду». Я про себя ухмыльнулся, понимая, что Голливуду мы и скоро не утрём, и нескоро. Если вообще когда-нибудь утрём, в чём я сильно сомневался.
Минут через десять было предложено переместиться в зрительный зал. Ага, фильм будет демонстрироваться
Первым на авансцену перед экраном вышел Ермаш. Для него поставили стойку с микрофоном. Правда, ещё раньше вышла директриса кинотеатра, которая и объявила Ермаша.
– Добрый вечер, товарищи! – начал он, откашлявшись. – Сегодня мы здесь собрались, чтобы посмотреть новый художественный фильм кинорежиссёра Станислава Иосифовича Ростоцкого, он называется «Остаться в живых». Фильм вроде бы о войне, но в то же время в нём присутствует доля фантастики… А давайте лучше о картине расскажет сам режиссёр! Станислав Иосифович, идите сюда.
Что-то мне подсказывает, что так и было задумано, никакой это не экспромт. Но в любом случае, думаю, Ростоцкому было что сказать. Он вкратце рассказал о фильме по сценарию молодого, но талантливого писателя Максима Варченко, не раскрывая все детали сюжета, а затем предложил наконец посмотреть картину, и это предложение было встречно аплодисментами.
Премьера обошлась без «Фитиля» и прочих киножурналов типа «Новости дня». Не тот случай, так сказать. Вот когда в зале погас свет и на экране появились титры, зазвучала музыка Дашкевича, пусть я даже всё это видел на приёмке – вот тогда сердечко у меня учащённо забилось. А Инга смотрела фильм впервые, и она почти сразу вцепилась в моё запястье и не отпускала его до самого конца картины.
Всё-таки широкоформатный экран – это вещь! И звук здесь был на порядок круче, чем на сдаче фильма, иногда даже я вздрагивал, когда раздавался очередной взрыв. Когда же после финальных титров снова дали свет, весь зал встал и аплодировал минут пять точно. Кто-то даже крикнул «Браво». А мы всей съёмочной группой сразу же поднялись на ту самую авансцену, улыбались и кланялись, улыбались и кланялись… Какая-то девушка подбежала и вручила мне букет хризантем, я, немного замешкавшись от смущения, передал букет Ростоцкому. Так бы, может, и Инге отдал, да она сидела в первом ряду, вернее, аплодируя вместе со всеми. А рядом с ней стояли и тоже аплодировали Ермаш с Бобриковым. Сначала-то они сидели, но когда увидели, что весь зал стоит, то тоже выбрались из своих кресел.
– Большое спасибо, друзья, за ваши аплодисменты! – чуть ли не крикнул Ростоцкий в микрофон, который на время сеанса был убран в сторону, а сейчас снова возвращён на место. – Очень приятно видеть ваши счастливые, одухотворённые лица. Значит, мы не зря потратили столько сил и времени, работая над этой лентой.
Снова аплодисменты, впрочем, уже менее продолжительные. А дальше Станислав Иосифович представляет членов съёмочной группы, каждому вновь достаётся порция аплодисментов. Ростоцкий берёт инициативу в свои руки, рассказывает о том, как проходили съёмки, а затем предлагает зрителям задать вопросы, если они у них имеются. Как выяснилось, имелись. Первым с места выкрикнул вопрос очкастый парень в цивильной тройке: