Второй шанс адмирала Бахирева
Шрифт:
– Хорошо, лейтенант. Что известно о линейных кораблях противника, они продолжают идти на север или повернули назад, поняв, что корабли вице-адмирала Кербера – это просто приманка?
– Ваше превосходительство, еще несколько минут назад они шли курсом на север.
– Как только станет известно, что германцы повернули назад, сразу докладываешь. А теперь, пока мы будем нагонять впереди идущих, ты давай, как можешь, глуши все их передачи. Пусть твои радисты ругаются матерно на немецком или на русском, мне по. Пусть несут какую-либо околесицу, чтобы сбить с толку всех, кто будет это принимать. Все ясно, лейтенант?
– Так точно, ваше превосходительство!
Увеличив скорость до полного, мы нагоняли отряд немецких кораблей в составе авиатранспорта, одного трехтрубного
– Ваше превосходительство, немецкие корабли в пределах досягаемости, – доложил командир линкора.
– Ну что ж, Владимир Константинович, давай начинай.
«Петропавловск» начал пристрелку с девяноста пяти кабельтовых, но не по авиатранспорту, а по крейсеру, идущему позади германского отряда. Мы вырвались вперед, отрываясь от крейсеров. «Макаров» и «Баян» не могли поддерживать такую же скорость, как линкоры, и отстали больше чем на две мили. «Богатырь» с «Олегом» тоже понемногу отстали и теперь находились в полумиле позади нас.
– Ход не уменьшать, крейсера потом нагонят, главная наша задача – не упустить противника, – предупредил я Пилкина. – Сигнал «Полтаве»: выйти вправо – цель авиатранспорт.
Наши линкоры быстро нагоняли противника, да и не только его, мы уже догнали свои эсминцы, что шли в трех милях впереди нас. Крейсер энергично маневрировал, уклоняясь от наших снарядов и одновременно пытаясь прикрыть этот неуклюжий корабль дымовой завесой. Наши снаряды уже несколько раз накрывали крейсер. Было видно, что несколько раз их разрывы вставали у самых бортов, скрывая крейсер за огромными султанами воды. Один или несколько снарядов прошили крейсер насквозь, у него повреждения. Через пару залпов над ним поднялся большой столб черного дыма и угольной пыли. Вскоре вспыхнуло пламя, крейсер начал выкатываться вправо. После очередного прямого попадания появился заметный крен. Когда дистанция сократилась до шестидесяти кабельтовых, в дело вступила противоминная артиллерия, отгоняя вышедших было в торпедную атаку германских миноносцев. Через несколько минут крейсер уже беспомощно качался на волнах. Авиатранспорт также пылал из-за вспыхнувшего авиационного бензина, миноносцы расступились перед нами. Мы прошли мимо, не останавливаясь, этим могут заняться и отставшие крейсера. Наш путь лежал к проливу, до которого оставалось около двадцати миль.
– Аэропланы с правого траверза шестьдесят, – доложили сигнальщики.
– Ваше превосходительство, со стороны курляндского побережья приближаются не менее двух десятков германских аэропланов, – сообщил мичман Никишин.
Я вышел на правое крыло мостика – на высоте примерно с километр к кораблям приближались маленькие бипланы. Ну, эти нам не опасны, они не в состоянии поднять крупные бомбы, по всей вероятности, самая большая бомба не крупнее полтинника, а основной ассортимент – это бомбы от пяти до двадцати килограммов, такими нас не остановить. Они могут быть опасны разве что для эсминца. Но в него еще надо попасть, когда он на полном ходу.
– Убрать всех лишних людей с верхней палубы.
Через несколько минут германцы начали атаку на линкоры, которые в этот момент шли не менее чем на двадцати трех узлах, выписывая зигзаги на воде. Вся наша ПВО состояла из четырех зенитных орудий, установленных на концевых башнях, и четырех пулеметов «Максим» (наконец-то для них были изготовлены специальные станки, заказанные еще месяц назад в гельсингфорсских мастерских). Эти пулеметы были установлены по два на каждый борт, в районе ходовой рубки и второй дымовой трубы. Орудия в данный момент стреляли куда-то вверх, разрисовывая небо дымными облачками от разрывов шрапнельных снарядов. Даже такой редкий и неточный огонь нервировал немецких пилотов, особенно их расстроила меткая пулеметная очередь, выпущенная унтер-офицером Савельевым, после которой один аэроплан, дымя мотором, поспешил добраться до берега. Линкоры во время налета почти не пострадали, хотя основная масса аэропланов была нацелена именно на них. Пока доклада о результатах налета с «Полтавы» не поступало. Но судя по тому, что в «Петропавловск» попали двумя мелкокалиберными бомбами, попортившими нам палубный настил, да один матрос получил ранение, то и на «Полтаве» более существенных повреждений не должно быть. От крейсеров пришло сообщение, что повреждений от налета германской авиации не получено. Эсминцы – вот они, на виду и, похоже, все без видимых повреждений. Пока продолжался налет, мы приблизились к нашей цели еще на восемь миль. Перед нами открывался пролив и немецкие корабли. Всякая мелочь уходила по фарватеру в сторону Рижского залива, а два крейсера и несколько эсминцев – на север, намереваясь соединиться с основными силами флота.
– Передать Беренсу, что путь свободен. Пусть поспешит, нам тут задерживаться нельзя.
Линкоры вплотную приблизились к своим же минным заграждениям, выставленным несколькими сплошными полями, перегораживая пролив почти на всю глубину, в котором немцам с большими потерями, но удалось протралить фарватер и прорваться в Рижский залив.
– Николай Николаевич, ты нас только на свое же минное поле не выведи. А то смотрю на тебя, и мне кажется, что ты про существование оных забыл. А у меня такое чувство, что наш линкор уже идет по минному полю.
– Не извольте беспокоиться, ваше превосходительство, выйдем точно.
Наш главный штурман не ошибся и подвел линкоры точно к кромке минного поля, где оба линкора, развернувшись бортом, дали несколько залпов по удирающим по фарватеру германским кораблям. У меня даже появилось желание войти в залив и потягаться с тремя линкорами адмирала Шмидта, зная, что два из них с минимумом боекомплекта, но побоялся, что, не исследовав протраленного фарватера, наскочу на мину. Хотя тут в начале фарватера вешки стоят, их немцы в спешке не успели убрать, но вот дальше, в глубине пролива, немцы могли их и поснимать. Но допустим, что я пройду в залив, так с этой стороны нас могут заблокировать корабли Хиппера, а Моонзундский канал еще не прорыт. Хотя с южного входа в пролив мы в состоянии войти и надежно его прикрыть с той стороны. А как нас на днях информировал командующий – до окончания работ по углублению судоходного канала для кораблей с осадкой до десяти метров оставалась максимум неделя.
Ко мне подошел Пилкин и тихо так, по-дружески, на правах старого товарища проговорил:
– Михаил Коронатович, а я догадываюсь, о чем ты сейчас думаешь. У тебя же все на лице написано, и глаза так заблестели, я уже подумал, что сейчас последует команда войти в фарватер и начать движение в сторону Рижского залива, а мне как-то придется тебя от этого отговаривать.
– Каюсь, Владимир Константинович, был порыв. Сиюсекундный. Войти в залив и сразиться с линкорами Шмидта, зная, что они почти безоружны. И помяни мое слово, другого случая нанести серьезный урон нам больше не представится.
– А как же Хиппер со своими кораблями, он ведь тоже может зайти в залив, а выход из него только один.
– Не забывай, у нас еще есть Беренс с минами на борту, мы за собой проход заминируем. А вот у Хиппера тральщиков нет, они все со Шмидтом в заливе. Пока придут новые да расчистят путь, мы со Шмидтом должны уже покончить.
К нашему разговору начали прислушиваться все находившиеся на мостике офицеры.
– Я даже допускаю, что мы можем потерять один линкор, но вот немцы должны потерять все свои, и это будет для них катастрофой. И в Рижский залив после этого они больше не сунутся. А без поддержки флота немцам Ригу не взять.