Второй шанс для предателя. Понять? Простить? Начать сначала?
Шрифт:
Нервно поерзав на стуле, девушка растерянно промямлила:
— Я вас… не понимаю. Чего вы от меня хотите?
— Я поясню, — Кострова распрямилась и грациозно опустилась на стул, расположенный прямо напротив Стаси. — В твоем возрасте очень легко стать марионеткой в мужских руках. Безвольной куклой. Девочкой для утех. Гормоны. Первая влюбленность. По своей воле, или же поддавшись уговорам… ты можешь совершить опрометчивый шаг, о котором будешь жалеть всю оставшуюся жизнь. Не торопись… взрослеть в этом плане!
Покраснев
— Да вы что, серьезно? Я ни с кем не сплю, если вы об этом!
— Тебя несколько раз ловили в объятиях Тюрина. В коридорах. После отбоя.
— Мы просто целовались! Всех вокруг целуют, а меня не могут, что ли?
— Поцелуи подразумевают… некое продолжение.
— Неправда!
— Еще какая правда.
— Я… я…
— У тебя к нему чувства? Ты его любишь?
Глава 7
Десять лет назад…
Банальный вопрос застал Стасю врасплох.
«Пф! Какая глупость!»
Тарас нравился ей, но не более. Он действительно дважды подлавливал ее в коридоре. И оба раза… благородно и безвозмездно… учил ее целоваться.
«Только и всего!»
Смущенная до крайности, девушка приложила холодные ладони к своим пылающим щекам. Сражаясь за дыхание, едва различимо покачала головой.
— Нет.
— А себя любишь?
— Да.
— Точно?
— Конечно!
— Значит, будешь бдительна в отношениях с парнями? Будешь осторожна?
Не то, чтобы эти отношения были. Или же планировались.
Но Стася утвердительно кивнула, невнятно промычав:
— Угу.
— И с вредными привычками завяжешь?
— Постараюсь.
— За одно уж постарайся и успеваемость подтянуть. Хорошо?
— Хорошо.
— Обещаешь?
— Обещаю.
— Я могу положиться на твое слово?
— Да! — раздраженно.
Галина Петровна улыбнулась:
— Что, ж… беги тогда! Свободна!
Сорвавшись с места, Стася помчалась в сторону выхода.
Но остановилась, не в силах более терпеть к себе подобное отношение.
— Если хочешь о чем-то спросить, спрашивай сейчас! — будничным тоном бросила Кострова, верно истолковав ее внезапное замешательство.
И Стася не выдержала. Набрав воздуха в грудь, обиженно выпалила:
— Зачем вы так со мной? Что я такого сделала? Почему всегда и во всем виновата одна я? Почему вы замечаете только мои косяки? Мне одной в этих стенах шестнадцать лет? Только я пробовала курить и пить? Только меня целуют по ночам в коридорах? Нет! Так почему именно меня вы постоянно вызываете к себе на ковер, и тыкаете носом во все это дерьмо, как котенка нашкодившего? За что? За что вы меня… так люто ненавидите?
Девушка замолчала, испытывая жгучий стыд за свою несдержанность.
А Галина
— Ненавижу? Ох, и дурочка!
— Никакая я не…
— Все, наоборот, Стася! — ошарашила неожиданным признанием. — Все совсем наоборот! За тебя я чувствую двойную ответственность, ведь ты мне… как дочь. Ничего сейчас не говори. Просто послушай. Со мной что-то произошло, когда я впервые тебя увидела. Ты пробудила во мне такой сумасшедший материнский инстинкт, что я не могла спокойно спать по ночам, зная… что ты здесь! Я хотела удочерить тебя. Грезила этой мыслью…
— Отчего же не удочерили? — усмехнулась Стася, маскируя иронией свой шок.
Кострова грустно улыбнулась:
— Я живу не одна. У меня есть муж и сын. И каждый из них тоже имеет право голоса. Я оказалась в меньшинстве, и мне пришлось смириться. Но с тех пор ничего не изменилось. Я воспринимаю тебя… иначе, чем остальных! И мне больно видеть, как ты катишься по наклонной. Я привыкла гордиться тобой!
Стася замолчала, переваривая полученную информацию. Ее раздирали противоречивые эмоции, совладать с которыми она была не в силах.
Увлажнив губы, собиралась сказать, что тоже испытывает к директрисе глубокую привязанность, но с губ сорвалось лишь тихое:
— Я… пойду.
Не дожидаясь ответа, Стася пулей выскочила из кабинета Костровой.
Отойдя в сторонку, приложилась спиной к стене, пытаясь выровнять сбившееся дыхание. В голове гудело, и плакать хотелось от осознания:
«У меня могла быть семья! Я могла расти в семье!»
Но, увы! Теперь это все не более, чем утерянное будущее. Погруженная в свои размышления, Стася не сразу заметила, что больше не одна. Что чей-то тяжелый испытывающий взгляд прожигает в ней дыры. Вскинув голову, она буквально оцепенела. В шаге от нее возвышался сын Костровой — Ян.
Широко расставив ноги и спрятав руки в карманах потертых джинсов, он продолжал разглядывать ее. И вдруг произнес низким хриплым голосом:
— Выходит, ты и есть та самая… Стася, которая чуть не стала моей сестрой?
Ей, богу, ее затрясло. Не то от злости, не то от напряжения.
Собрав в кулак все свое мужество, она мило улыбнулась, жаля его словами:
— А ты, выходит, тот… чертов эгоист, который проголосовал против этого?
— Верно, — ничуть не смутившись, подтвердил Ян. — И ни капли не жалею.
— Кто бы сомневался? — гневно выплюнула Стася. — Вам… родным-любимым детям, никогда не понять… нас — сирот. Вам лишь бы… лишь бы…
— Т-с-с! — он прижал палец к ее губам, оказавшись вдруг слишком близко.
Вторгаясь в ее личное пространство и нависая над ней скалой. И пока Стася пыталась оправиться от потрясения, вызванного его вторжением, Ян сказал:
— Я понимаю.
— Ну, конечно! Ха-ха!
— Я приемный, — практически шепнул он, не мигая вглядываясь в ее лицо.
— Врешь!