Второй шанс-IV
Шрифт:
— Вроде живой, — прохрипел я, осторожно трогая горло.
Блин, больно! Надеюсь, Вольдемар мне там ничего сильно не повредил. А что со связками? Интересно, долго я так буду хрипеть?
Мне помогли подняться. Вольдемар лежал без движения, видно, я даже не заметил, как его стащили с меня.
— А он-то живой? — спросил я всё ещё хриплым голосом мужика.
— Живой, — посмотрел на лежавшего без движения психа мой спаситель. — Полежит немного и очухается. Вроде как местный чудак, да?
— Ага, только раньше он считался безобидным.
Только сейчас я обратил внимание на то, что руки
— Вы от Сергея Борисовича? — негромко спросил я.
— Кхм… Товарищи, давайте расходимся, ничего интересного не произошло, просто пьяный напал на подростка. Расходимся, расходимся, нечего тут устраивать сборище.
Народ с неохотой начал рассасываться, и вскоре мы с моим спасителем остались вдвоём, если не считать всё ещё неподвижно лежавшего Вольдемара.
— Тебе медицинская помощь нужна?
— Пока не знаю… Горло болит, а что там внутри — это, наверное, отоларинголог посмотрит. А может, и рентген понадобится сделать.
— Надеюсь, ничего серьёзного он тебе не повредил… Присмотришь за ним, пока я наряд по «02» вызову?
Пока он бегал звонить, Вольдемар очнулся, во всяком случае, слабо застонал и пошевелился. Интересно, как он его вырубил? Может, черенком скребка по башке огрел? Кстати, похоже, этим скребком Вольдемар мне в спину и запустил, не мог же он сделать такой огромный прыжок, чтобы сбить меня с ног ударом руки. Что на него всё-таки нашло, с чего он вдруг вызверился именно на меня? И опять в голову полезли мысли о «ловцах», я не исключал, что это именно их рук дело. Вернее, мозгов, ведь мой «ловец» предупреждал, что они могут воздействовать на сознание человека, заставить его выполнять их команды. А мозг у Вольдемара — самое то, своих мыслей раз-два — и обчёлся, реальная марионетка. Чего он только плакал — непонятно. Может, потому, что не хотел меня убивать, но вынужден был это делать под давление внушаемых ему мыслей? Не знаю, что он расскажет следователям или психиатру, или обоим сразу, но думаю, что теперь ему надолго гарантирована палата в областной психиатрической больнице. А тот, кто меня спас — по-любому человек Козырева. Вон как ушёл от прямого ответа, в противном случае последовали бы встречные вопросы типа: «Какой ещё Сергей Борисович?»
А вот и он, лёгок на помине. Даже слегка запыхался. Шикнул на снова начавших было собираться любопытных, кивнул на стонавшего Вольдемара:
— Ну как, отжил голубок? Сейчас его оприходуют.
— Спасибо вам, — наконец вспомнил я, что нужно поблагодарить человека. — К сожалению, не знаю вашего имени…
Он пристально посмотрел мне в глаза:
— Оно тебе и не нужно знать.
Дальше он ничего сказать не успел — появился жёлтый «УАЗ» с синей полосой на боку и мигающей колбой проблескового маячка на крыше, но с выключенной сиреной. Задняя часть спецтехники представляла собой автозак. Из машины выбрались сержант-водитель и пассажир в звании старлея.
— Что тут у нас? — немного усталым голосом поинтересовался старший лейтенант и кивнул на лежащего Вольдемара. — Этот, что ли, хулиганит? Вольдемар? С чего это он вдруг?.. А кто наряд вызвал, вы?
— Да, я.
Мой спаситель достал
— А это, я так понимаю, пострадавший? Сильно он тебя, парень?
— Пока не знаю, — уже не так сильно просипел я и снова потрогал горло. — Сначала скребком пытался зарубить, потом душить начал. Спасибо товарищу прохожему, выручил.
Я кивнул в сторону чуть засмущавшегося чекиста, и милиционеры поглядели на него с уважением.
— Может, в больницу?
— Да, думаю, нет такой необходимости, спасибо, я лучше домой.
— А заявление?
— А нужно?
— Так ведь как мы оформим задержанного без заявления пострадавшего?
— Лейтенант, давайте я провожу парня до РОВД, там и напишет, а этого пока везите в обезьянник, а завтра уже будет видно, куда его — на допрос или в психбольницу, — предложил обладатель корочек.
Так мы с ним вместе и двинулись вниз по Московской, а через четверть часа я уже писал заявление. Как выяснилось, первичное заявление может подать даже несовершеннолетний без взрослых представителей — их присутствие будет необходимо в суде, если до него, конечно, дойдёт дело. В нашем варианте — далеко не факт, учитывая то, что преступник состоит на учёте в психоневрологическом диспансере.
Мой спаситель всё время находился рядом, и когда мы вышли из РОВД, предложил проводить меня до дома.
— А вы знаете, где я живу? — поддел я его. — Может, мне в Арбеково нужно ехать.
— Не говори глупостей, — хмыкнул он.
— Ну да, что это я… Ладно, провожайте. Может, всё-таки познакомимся?
— Хм… Ну, можешь называть меня Виктором Анатольевичем.
— Максим… Ну да вы и так знаете. А вы что, меня от дома моей девушки пасли? Я, честно говоря, слежки не заметил.
— Максим, не задавай глупых вопросов. И что это за выражение — пасли? Где ты нахватался таких слов?
— Вы прямо как моя мама, — хмыкнул я. — Правда, в последнее время она обходится без нравоучений… Ладно, спасибо ещё раз, если бы не вы — придушил бы он меня, как пить дать. Кстати, что грозит Вольдемару?
— Для начала пройдёт психиатрическую экспертизу. По идее, его нужно отправлять на принудительное лечение. Он же дурачок, наблюдается в психдиспансере, так что от уголовного преследования освобождается априори.
Виктор Анатольевич проводил меня до самого подъезда, когда прощались через рукопожатие, я поймал любопытные взгляды пенсионерок из соседнего подъезда, выгуливающих во дворе своих внуков. Сейчас на парочку что-нибудь насочиняют. Хорошо ещё, в это время нет такого падения нравов, как это случилось в прежней истории после развала СССР, а то бы ещё небось и однополую любовь приплели.
Дома я ничего про нападение говорить не стал, ни к чему родителям, а особенно маме лишние волнения. Может быть, они и вообще не узнают об этом происшествии, разве что, когда уже придёт повестка в суд. По логике вещей душевнобольного всё равно ведь должны судить, но перед этим он обязан пройти психиатрическую экспертизу. Посмотрим, нечего раньше времени коней запрягать.
— Максим! — встретила меня мама настороженным взглядом, когда я разделся в прихожей. — Что это у тебя за пятна на шее?