Второй шанс. Америка и мир (сборник)
Шрифт:
Незавершенный характер всех этих инициатив побудил Южную Корею установить прямой канал общения с Севером, что получило название «политика солнечного света», которая отражала и стимулировала подъем как панкорейского национализма среди южных корейцев, так и растущую неудовлетворенность статусом страны как американского протектората. Главной стороной, получившей от этого геополитические выгоды, был Китай, потихоньку использовавший эти настроения наряду с корейским антагонизмом в отношении Японии, чтобы повысить влияние в регионе. В 1999 году бывший министр обороны Клинтона посетил столицу Северной Кореи с целью неофициальных переговоров о возможности широкомасштабного американо-северокорейского урегулирования. В конце 2000 года, как раз за две недели до президентских выборов в США, госсекретарь Клинтона Мадлен Олбрайт также встретилась
Из вышесказанного можно сделать три вывода. Во-первых, для Северной Кореи так и не возникла заслуживающая доверия перспектива, что цена решимости приобрести ядерное оружие может перевесить выгоды от его приобретения. Во-вторых, колебания США дали Пхеньяну возможность эксплуатировать растущее желание Южной Кореи к примирению с Севером, тем самым ухудшая совместную позицию на переговорах США и Южной Кореи. И, в-третьих, что самое важное, в течение всего этого времени Северная Корея была в состоянии продолжать свои разработки, в результате чего к 2001 году американские чиновники пришли к выводу, что Северная Корея тайком создала несколько единиц ядерного оружия. Вызов Северной Кореи таким образом состоялся.
Американское противодействие индийским и пакистанским попыткам иметь ядерное оружие оказалось в такой же степени тщетным, хотя следует признать, что в данном случае Америка располагала еще меньшими возможностями. По мере того как развивалась история отношений с Северной Кореей, Соединенные Штаты прилагали все новые усилия для продления действия Договора о нераспространении, который администрация Клинтона рассматривала как прочную основу своих действий, чтобы не допустить появления этого оружия у других стран. Это вызывало негодование у стран, считающих, что Америка стремится к сохранению постоянного международного неравенства в вопросе национальной безопасности. Критики этих попыток США отмечали, что старания сделать действие Договора о нераспространении бесконечным не сопровождались достаточными усилиями для уменьшения числа государств, владеющих ядерным оружием, или для достижения равенства в программах по использованию атомной энергии.
Два события, связанные с этой темой, осложняли работу администрации Клинтона. Во-первых, французское правительство провело серию ядерных испытаний в Тихом океане, настаивая, что они необходимы для подтверждения роли «европейского» средства сдерживания, которое фактически явно было французским. Хотя к 1995 году Соединенным Штатам удалось добиться признания Договора о нераспространении возобновляемым в течение неопределенного срока, французы все же провели свои испытания, игнорируя протесты Пакистана и Индии, выражаемые ими для самооправдания. Вскоре и Китай провел свои подземные испытания.
Попытки администрации Клинтона ратифицировать Договор о всеобщем запрещении ядерных испытаний, который она считала существенной частью системы одобренных на международном уровне мероприятий против распространения ядерных вооружений, после французских испытаний все меньше находили политическую поддержку в Конгрессе. В ходе жестких и все более однопартийных дебатов Конгресс США неожиданно отклонил законопроект о ратификации Договора, укрепив за границей представление о том, что американские попытки добиться нераспространения мотивированы главным образом монополистическими соображениями.
В этом контексте Индия и Пакистан сочли возможным завести собственные ядерные арсеналы. Еще в 1993 году администрация США осознала, что проводимая ею политика односторонних санкций против Пакистана неэффективна. Не ограничивая свободу Индии осуществлять свои ядерные программы, санкции вынудили пакистанское правительство ответить таким же образом и вместе с тем, будучи направленными исключительно против Пакистана, нанесли ущерб другим американским интересам в регионе (особенно американо-пакистанскому сотрудничеству в ликвидации послевоенной смуты в Афганистане).
В итоге к 1997 году, несмотря на настойчивое, но совершенно очевидно безуспешное противодействие США, в мире появились еще две ядерные державы. Осенью премьер-министр Пакистана официально заявил, что «ядерные возможности Пакистана стали
Явные успехи Индии и Пакистана и скрытые изыскания Северной Кореи явились заразительным примером для Ирана. В 1990-е годы, в основном под давлением Конгресса, подстрекаемого израильским лобби, Соединенные Штаты приняли серию законодательных актов, направленных в первую очередь против Ирана, что не способствовало развитию серьезного американо-иранского диалога. Закон 1995 года о нефтяных санкциях в отношении Ирана, предусматривавший дополнительные нефтяные и торговые санкции, принятый почти сразу после одобрения весьма жесткого закона о санкциях против Ирана и Ливии, практически лишил администрацию Клинтона возможности реагировать на редкие и почти незаметные попытки иранской стороны налаживания более конструктивного диалога с Соединенными Штатами. Трудно сказать, мог бы такой диалог помешать Ирану продолжать осуществление ядерной программы, но вполне разумно заключить, что иранцы находились под впечатлением успеха своих восточных соседей. Во всяком случае, ясно, что ядерная программа Ирана, начатая за много лет до этого, еще при шахе, и на самом раннем этапе при помощи французов и, наверное, даже Израиля, может оказаться главным яблоком раздора в американо-иранских отношениях.
Неудача в попытках сдержать распространение ядерного оружия на Дальнем Востоке и в Южной Азии явилась отрезвляющим уроком. Без односторонних военных действий даже единственная сверхдержава в мире оказалась не в состоянии в одиночку убедить страну, твердо решившую иметь ядерное оружие, отказаться от осуществления ее планов. Успешные превентивные шаги потребовали бы заблаговременной подготовки внимания на проблеме решительных и скоординированных действий других заинтересованных стран и быстрого создания программы, включающей как стимулы к самоограничению, так и риск слишком серьезных последствий в случае продолжения попыток овладеть ядерным оружием. На ранней стадии американского одностороннего превосходства было легко игнорировать едва возникшую тенденцию к распространению ядерного оружия, находясь в уверенности, что самой угрозы ответных действий США будет достаточно, чтобы ее пресечь. Уроком для наследников администрации Клинтона стало то, что даже при огромном неравенстве силовых потенциалов Соединенных Штатов и страны, претендующей на роль ядерной державы, альтернативой военной акции может быть только международное сотрудничество, организованное хотя бы в региональном масштабе уже на начальном этапе ядерного вызова.
Третий вариант возможного конструктивного укрепления всеобщей безопасности и сотрудничества после холодной войны появился в Европе. Конец разделения Европы означал, что американо-европейское партнерство могло бы теперь подняться на новый международный уровень. Реализация такой возможности предполагала экономическую и политическую интеграцию всех стран Европы с одновременным усилением влияния Атлантического сообщества для решения общих проблем.
Внезапное окончание разделения Европы привело к возникновению у ставших свободными посткоммунистических государств огромного желания стать неотделимыми и надежно защищенными членами Атлантического сообщества. Для того чтобы справиться с этой дилеммой, Клинтону потребовалось несколько лет, но в конце концов она стала наиболее конструктивной и весомой частью его внешнеполитического наследия. Накладывающиеся друг на друга реальности альянса НАТО, объединившего 27 стран (из них 25 европейских), и 25 стран, объединенных в Европейском союзе, свидетельствуют о том, что старый лозунг «трансатлантического партнерства» наконец наполнился содержанием. Это партнерство создало потенциал, для того чтобы влить политическую жизненную энергию в работу по формированию мировой системы с более высокой степенью сотрудничества.