Второй шанс
Шрифт:
В аудитории повисла тишина. Верочка смотрела на меня, часто-часто моргая и приоткрыв пухлые губки, за которыми прятался ровный ряд жемчужно-белых зубок. Наконец, проглотив ком, она выдавила из себя.
– Действительно, ребята, существует такая версия событий, приведших к печальному исходу, и что характер у Лермонтова был непростой, тоже известно. Однако это не отменяет того факта, что Михаил Юрьевич был великим поэтом и, кстати, ещё и прозаиком, раз уж мы заговорили о «Герое нашего времени». Так что идём в библиотеку, нашу или по месту жительства, берём книгу, а в следующую пятницу я буду вас спрашивать содержание произведения. Хоть это и роман, но
В этот момент прозвучал звонок.
– Все свободны, а ты, Максим, задержись, пожалуйста.
Что ж, раз просят – задержусь. Оказаться с Верочкой один на один я уж точно не против. Вот только вряд ли она будет показывать мне стриптиз.
– Максим, – начала она, когда класс опустел, – признаться, я удивлена твоими познаниями относительно биографии Лермонтова. Где ты всё это прочитал? Мне кажется, в библиотеке вряд ли можно найти такого рода информацию. То, что биографии великих людей перед публикацией тщательно рецензируются, не секрет, вот только первоисточник зачастую хранится в архиве, куда даже мне не попасть. Наш педагог в институте тоже кое-что интересное рассказывал о Лермонтове, может, ты с ним знаком?
М-да, надо как-то выкручиваться. Наговорил с три короба, не подумавши, дал волю эмоциям, распустил хвост, а теперь ломай голову, как объяснить столь глубокие познания о жизни скандального поэта.
– Так я это… Дома у меня приёмник стоит, и как-то случайно я поймал Радио «Свобода». С помехами, но разобрать, о чём говорят, было можно. А там как раз ведущий и его гость говорили о Лермонтове. Вот я и заслушался. А поскольку на память никогда не жаловался, то как-то вот отложилось…
Приёмник у нас дома действительно стоял, правда, «вражеские голоса» по нему поймать было крайне затруднительно, глушили их на совесть. Но в этот момент просто никакой другой отмазки в голову мне не пришло. Задним числом я укорил себя, что уж лучше бы промолчал. Если Верочка донесёт на меня директору, в отдел городского образования или, чем чёрт не шутит, в соответствующие органы, то из училища меня попрут в два счёт. И из комсомола тоже.
– Максим, ты же взрослый парень, и должен знать, что такие радиостанции, как «Радио «Свобода» или «Голос Америки» слушать нельзя. Там же идёт постоянная клевета на советский строй, которую неокрепшие умы подростков впитывают, как губка.
Вот не поймёшь, то взрослым парнем называет, то на неокрепший ум намекает. Или взрослый – это в плане физического развития? Так я бы не сказал, что я такой уж здоровяк, хотя да, кость у меня широкая как говорит мама, в батю пошёл.
– Я ж говорю, случайно на эту волну попал, а тут про Лермонтова говорят, я даже не понял сначала, что это за радиостанция, пока там заставка не пошла. Вера Васильевна, я вам торжественно обещаю, что специально ловить эти радиостанции больше не буду.
И даже приложил правую ладонь к груди, тем самым усиливая эффект своей клятвы.
– Ладно, Варченко, ступай, а то сейчас перемена закончится, – вздохнула она. – И не забудь о домашнем задании.
– В общем-то, я все пять глав «Героя нашего времени» помню если не наизусть, то сюжет могу пересказать подробно.
– Молодец, я поняла, что ты юноша начитанный, но не стоит отрываться от коллектива.
Из класса я вышел со взмокшей спиной. Всё-таки давно мне не приходилось выкручиваться, особенно из ситуаций, в которые сам себя загнал. Пока вроде бы обошлось, но на будущее сделаю себе зарубку не лезть поперёк батьки в пекло. То, на что в XXI веке посмотрели
А пока из училища прямиком в прокат, разузнать насчёт машинки. И вечером на тренировку. Если всё задуманное сложится, то ближайшее будущее обещает быть довольно насыщенным.
Глава 3
Пункт проката представлял собой довольно-таки просторное помещение на первом этаже пятиэтажного кирпичного дома. Прочитал табличку у входа, ознакомившись с режимом работы: понедельник-пятница – с 9 до 19 часов, суббота – с 9 до 16. Переступив порог, обнаружил внутри только парочку посетителей. Судя по всему, это была молодая чета, выбиравшая детский манеж. Пока пожилой – лет за пятьдесят – работник проката помогал сделать им выбор, я рассматривал стеллаж, где стояли пишущие машинки в количестве пяти экземпляров, среди которых моё внимание привлекла портативная механическая «Эрика» производства братской ГДР. И когда работник проката закончил обслуживать клиентов, покинувших помещение с разобранным манежем, я несколько неинтеллигентно ткнул в неё пальцем.
– «Эрика» интересует? – переспросил он, блеснув стёклами круглых очков. – Хорошая машинка, лучшая, пожалуй, из здесь представленных, только вчера вернули, журналист один брал. Вы себе смотрите?
– Ага.
– Любопытно… И что же вы, прошу прощения за своё любопытство, собрались печатать на ней?
Хм, а в этом товарище чувствуется воспитание или, я бы даже сказал, порода. Ещё эта профессорская бородка… Ему бы не здесь, а в каком-нибудь деканате сидеть.
– Роман, – как ни в чём ни бывало ответил я.
– Рома-а-ан? – удивлённо протянул он, поднимая очки на лоб, словно это помогало ему лучше меня видеть. – Однако, вы меня удивляете, юноша. Вас как зовут? Максим? Не Горький случайно? Шучу-шучу… А меня Иннокентий Павлович. И о чём роман, если не секрет?
– О войне. О Великой Отечественной.
– О войне?! Я ещё более удивлён! Не всякий взрослый писатель сумеет отобразить, а тут… Что же вы, Максим, знаете о войне? – снисходительно поинтересовался он.
– Кое-что читал, ещё больше собираюсь прочитать. С фронтовиками обязательно надо будет встретиться и записать их воспоминания.
– Это правильно, те, кто воевал, могут многое рассказать. А я ведь тоже пороху понюхал.
Сказал – и замолчал. Глядя, как затуманился его взгляд за стёклами очков, я понял, что мыслями сейчас он не здесь, в заставленном бэушным барахлом помещении, а снова на передовой, поднимает свой взвод в атаку. Но это продолжалось всего несколько секунд, и вот передо мной вновь прежний, сосредоточенный работник проката.
– Да, есть что вспомнить, – вздохнул он.
– Иннокентий Павлович, а не могли бы поделиться со мной своими воспоминаниями? – осторожно предложил я, заискивающе улыбнувшись.
– Хм, поделиться? – задумчиво посмотрел он на меня. – В общем-то, ничего предосудительного в этом не будет, я так думаю, но только вам нужно будет найти время и принести блокнот с ручкой. Или у вас такая хорошая память, что и записывать ничего не надо?
– Хорошая, но лучше, конечно, подстраховаться, захватить блокнот. Надо только время выбрать, я к вам обязательно зайду.
– Что ж, я не против, заходите. А что касается машинки, – вернулся к теме моего визита бывший Иннокентий Павлович, – то в прокат мы отпускаем только по паспорту, а вам, молодой человек, шестнадцать уже исполнилось?