Второй шанс
Шрифт:
— А что такое?
— Отмель. Вот такая! — ученый раскинул руки в стороны, при этом чудом не зацепив капитанский нос. — Лиг примерно тридцать или сорок!
— Да? Где?
— Пролетели!
— Эй, пилот, поверните-ка назад, — профессор Трент довольно бесцеремонно потрепал того по плечу. — Мы видели там шикарную отмель и…
— Поздно…
— А куда мы вообще летим? Почему темнеет?
— Потому, что мы влетаем на ночную сторону, — попытался объяснить Гримо, — И вообще, нам на орбите болтаться еще часов шесть, если не семь.
На сей
— Что? Семь часов? — завопил профессор Трент. — А лишний денек потерпеть в этой душной консервной банке? Или вообще поселиться тут на пять-шесть месяцев? Премного благодарны! Мне здесь не нравится. Никому тут не нравится. На планете хоть можно изучать местную флору и фауну, а тут… тут даже инфранета нет! Высаживайте нас немедленно!
— Куда? — Гримо указал на экран, где уже наступали ночь. «Баядерка» сбрасывала скорость, постепенно переходя на третью космическую, откуда рукой подать до второй и первой.
— Куда угодно! Но немедленно, — профессор Трент потряс перед его лицом кулаками.
— Ночью? В открытое море?
— Тогда поищите острова. Вернее, архипелаги, Восточный и…
— Западный. Мы их ищем. И когда найдем, то с удовольствием вас высадим. Или вы предпочитаете катапультироваться в спасательной капсуле? Она у нас одна, рассчитана только на восьмерых, но, думаю, двенадцать человек там тоже могут поместиться. Правда, ненадолго. Понимаете ли, если капсула приводнится в открытом море, подобрать вас мы не сможем.
— Не сможете? Но тогда что же нам делать?
— Не знаю, — пожал плечами Гримо, начиная сожалеть, что рядом нет Варвича. Это работа старпома — находить общий язык с экипажем. Но с того дня, как капитан объявил своему помощнику, что рассчитает его и спишет на грунт в первом же порту на обратном пути, они не обменялись ни одним лишним словом. И вызывать по комму Варвича, чтобы натравить на него профессоров… Еще неизвестно, что труднее — просить о чем-то бывшего друга или терпеть мозговую атаку. — Но, по моим сведениям, смерть от удушья еще не самое страшное, что может ждать. Что такое два-три часа борьбы за каждый глоток воздуха по сравнению с недельной агонией от голода и жажды? Даже если вы убьете половину ваших лаборантов, чтобы не позволить им транжирить ценный кислород, все равно продукты гниения в замкнутом пространстве могут все испортить.
— Сэй кэптен, — перебил его профессор Якорн, — вы на что намекаете?
— На то, что либо мы все садимся на один из островов, но не сейчас, а только через несколько часов, либо мы вас выкидываем с открытое море на верную смерть, зато буквально через пять минут. Выбирайте. Ждать несколько часов в комфорте корабля высадки на грунт или несколько дней ждать в тесноте и темноте мучительной смерти от удушья и жажды?
— Я предпочитаю вернуться в каюту, — отрезал профессор Якорн. — Не забудьте только предупредить, когда начнется непосредственно посадка!
С этими словами он вышел. Лишившись поддержки, профессор Трент сник и ретировался, но, уходя, что-то сердито пробурчал себе под нос.
Когда
Зрелище, представшее его глазам, могло заворожить кого угодно.
Верхние экраны затопило темное небо. Нижние — сверкающее в закатных лучах море, являвшееся отражением неба. И посередине между ними переливался всеми оттенками алого величественный закат.
— Великие звезды! — вырвалось у него. — Какая красота…Нет, ребята, вы только посмотрите! Это просто чудо! Какие краски! Какое величественное зрелище…
Гурвиль осторожно покрутил головой — кто тут есть, кроме них двоих? — но нашел только Рыжика, который с каменным лицом замер на своем месте, соединившись с искином.
Тем временем «Баядерка» продолжала лететь, обгоняя солнце, наползая на планету. Закат разрастался, заполняя уже не только средние экраны, но и верхние. Зрелище было невероятным — казалось, что время пошло вспять.
С некоторым опозданием сработали светофильтры — сияние родного для Оханы светила оказалось слишком ярким для человеческих глаз. У пилота были защитные очки, а у капитана нет, и он болезненно зажмурился.
— Ты видел? — капитанская рука легла пилоту на плечо. — Нет, ты это видел?
— Да, — коротко обронил пилот. — Закат…
— Красота. Новая, дикая, девственная планета, на которую практически не ступала нога разумного существа… нетронутый цивилизацией мир… И мы принесли цивилизацию сюда!
— Кэп, ты… романтик? — для пилота подобные откровения было в диковинку. Он не понимал, что надо делать и как отвечать. Они с Гримо летали не первый год, прошли через многое, но кто же знал, что Ашер Гримо, который налетал несколько тысяч космо-часов, способен, как мальчишка, замирать при виде такого зрелища, как закат на новой планете!
Гримо ничего не ответил. Когда он открыл глаза, часто смаргивая из-за ожога сетчатки, закат уже остался позади. Начинался день. Последние несколько часов на борту корабля.
Когда смолкли двигатели, и вместо привычного монотонного ворчания в динамиках послышалось постепенно затихающее шуршание отключаемых один за другим генераторов, Гримо откинулся на спинку кресла и, дотянувшись, потрепал Гурвиля по плечу:
— Отличная работа.
— Как всегда, — откликнулся тот.
— Не скажи! Посадить корабль на такой крохотный островок…
На самом деле островок был не крохотным. Наоборот, он был одним из самых больших на Восточном Архипелаге, но у него единственного возле самого берега нашлось свободное пространство с относительно ровной поверхностью, чтобы обеспечить «Баядерке» устойчивость. Если из-за неровностей почвы корабль завалится набок, это может означать конец экспедиции, причем в прямом смысле слова. Поэтому мало было найти ровный участок суши, надо было еще и вписаться в него тютелька в тютельку. Что пилот только что и проделал.