Второй шанс
Шрифт:
Увидев серьги, Эрика на секунду задумалась: вынимать серьги из ушей или не вынимать – по ее мнению особой ценности они не представляли, но, решив, что если оставит серьги, то их присутствие на голом теле вызовет у ментов ненужные подозрения (бомжи вряд ли оставили бы на трупе хоть что-нибудь), и быстро вынула одну серьгу. Поворачивая голову мертвой женщины, чтобы удобнее было вынимать из уха вторую серьгу, Эрика потянула женщину за волосы, и волосы неожиданно полезли с головы.
Эрика отпрянула, снова щелкнула зажигалкой, наклонилась и поняла, что на голове у девицы был надет
Вынув вторую серьгу из уха девицы, Эрика внимательно огляделась по сторонам – шагах в десяти от тела лежала довольно вместительная кожаная сумка, и Эрика поспешно двинулась к новой добыче.
Стянув с себя широкую цветастую юбку, она аккуратно завернула в нее одежду, короткие сапожки с тонкими высокими каблуками и присоединила туда же каштановый парик. Положила сумку на образовавшийся тюк и, прижимая к груди свою добычу, стала пробираться к краю платформы.
Но выбираться из-под платформы Эрика не спешила, спряталась за бетонную сваю и стала ждать темноты – идти на виду у всех с такой заметной ношей было глупо и опасно: увидят «местные» и, как пить дать, отнимут!
4
Оглядываясь и прислушиваясь, Эрика долго сидела на корточках под платформой, крепко прижимая к груди неожиданно свалившуюся на нее «добычу».
Сентябрьская хмарь медленно превращала идущих с электрички пассажиров в серые бесформенные однообразные силуэты. Еще немного, еще чуть-чуть и можно будет незаметно добраться в безопасное место – всего лишь нужно дождаться того времени, когда сумерки сгустятся, а фонари еще не зажгутся…
Сзади послышались осторожные шаги, и Эрика резко обернулась.
Под платформу забралась небольшая грязная собачина с желтыми голодными глазами.
Эрика знала эту привокзальную вечно щенную суку, рыскающую по помойкам в сопровождении своих подросших вислоухих щенков и нескольких дворовых кабелей. Знала и тут же насторожилась.
Увидев человека, собака недовольно дернула верхней губой, показывая желтые зубы, и зарычала, претендуя на свою часть добычи.
Но и Эрика была «не из робкого десятка», она нахмурилась, посмотрела прямо в собачьи глаза и, оскалившись, утробно зарычала.
Псина попятилась, но хвост не поджала и голову не склонила, стояла и смотрела, оценивая противника. Потом «кхыкнула» пару раз и снова оскалилась – уступать свою «добычу» она не собиралась.
На ее зов под платформу тут же полезли довольно крупные «детки», голодно урча и подозрительно жадно поглядывая в сторону мертвого человеческого тела. Кобели придвинулись ближе, но недовольства своего пока не выражали. Вся эта стая бродячих собак при дневном свете и на открытом месте была довольно дружелюбна, собаки даже махали хвостами в знак благодарности за подачку, но с наступлением темноты они становились злобными и непредсказуемыми, и лучше с ними было не встречаться на узкой дорожке.
Чувствуя эту озлобленность и принимая в расчет «усиление» противника, Эрика предпочла ретироваться и уступить «добычу» более многочисленным соперникам, тем, более, что свою часть добычи, она
Кое-как прикрыв цветастый тюк и сумку полами поношенной куртки (отчего она стала толстой и неуклюжей, как беременная женщина), Эрика вылезла из-под платформы, смешалась с толпой пассажиров и, старательно обходя освещенные места, поспешила к привокзальной площади.
Никто из прохожих, занятых своими делами, не обращал на нее никакого внимания – мало ли в наше время беременных малолеток – у каждого были свои проблемы, свои заботы, свои невеселые насущные думы, а спасать и помогать другим людям ни физических, ни душевных сил уже не было.
Дойдя до торговых рядов, Эрика нырнула в темноту за одну из палаток, охватывающих привокзальную площадь плотным палаточным полукольцом. Воровато огляделась по сторонам, точно так же как голодная, грязная собачина постоянно оглядывалась по сторонам, ожидая увесистого тычка или строгого человеческого окрика, и успокоилась – поблизости никого не было. Она запихнула свою добычу под одну из размокших коробок из-под сигарет, валявшихся за палаткой, напялила на себя широкую цветастую юбку и быстро отошла от своей «похоронки». И вовремя…
Дверь табачной палатки приоткрылась, и в образовавшуюся щель просунулась женская голова, повязанная темным платком.
– Кто тут ходит? – строго спросила женщина в темноту и басовито пригрозила: – Выходи, а то пальну из ружья!
– Это я тетя Клава, – Эрика появилась в узком освещенном прямоугольнике, склонив голову и отряхивая подол выцветшей цыганской юбки. – Ноги о траву вытирала – опять в дерьмо собачье вляпалась.
Насупленное лицо женщины разгладилось.
– Да уж, развели коблов, – заворчала она, подвигаясь и пропуская «сменщицу» внутрь палатки. – Людям пройти негде стало!
Согласно кивнув головой, Эрика протиснулась мимо дородной женщины, прошла в дальний угол палатки, присела на корточки между коробками и привычно замерла, обхватив колени руками, давая возможность женщине спокойно одеться и собрать объемные сумки с продуктами.
– Ну, все, я побежала, – внимательно оглядывая крохотное помещение – не забыла ли чего, произнесла тетя Клава. – Бутерброды на столе, можешь взять одну бутылку пива, но не больше, а то голова снова разболится. Слышишь меня, девонька?
– Угу, – снова кивнула головой Эрика из своего угла, стараясь унять внутреннюю дрожь – вдруг кто-нибудь из бомжей, пока она тут сидит и слушает наставления продавщицы, случайно наткнется на ее «добычу» и присвоит ее! Хотя бомжи и остерегались подходить близко к сигаретной палатке тети Клавы – уж очень решительно та гоняла от своей «торговой точки» попрошаек и собирателей окурков, но кто их разберет этих бомжей – лучше бы ей сейчас быть поближе к своей «добыче».
– Завтра заканчивай свои гадания в электричках пораньше, моя кума к тебе прийти собиралась – погадаешь ей на картах, а то у нее младший сын жениться надумал. Представляешь, девку из детдома в приличный дом привел! Кума и так и эдак ее выживает, а девка оказалась непонятливая, да настырная, прицепилась к парню, как репей к штанам, и никак не уходит из их дома. Ну, хоть ты тресни!