Второй Шанс
Шрифт:
— Что значит – повезло?
— Повезло, что я не смог за ним угнаться…
Я попыталась пошевелить рукой. Вышло трудно, проявилась ноющая боль по всему телу и острые, назойливые иголки, колющие мне запястья. Ладони тошнотворно саднило. Захотелось поднять их к лицу и посмотреть, что там с ними такое творится, но для этого надо было откинуть одеяло, а сил на это почти не было. Я попыталась, но втуне – только хрипло вскрикнула от боли, когда мех немилосердно прошелся по больному месту.
— О, грызун проснулся, — донеслось со стороны очага.
Послышался шорох, в моем поле зрения стало
— Как ты себя чувствуешь? – спросил он.
— Плохо, — выдавила я с усилием, небо и гортань словно бы спеклись.
Ганглери положил руку мне на лоб. Ладонь у него была сухая и прохладная. Как-то внезапно запахло дождем, и эта неожиданная свежесть унимала боль, возвращая телу силы и все прочие чувства. Сильнейшим из них был голод.
— Спасибо, — поблагодарила я мага, понимая, что это его умения сейчас дарят мне облегчение.
— Не за что. Хочешь чего-нибудь?
— Есть. Могу, кажется, оленя проглотить.
— Прости, оленя нет. Есть похлебка. Остывшая.
— Долго я так провалялась?
— Несколько часов. Ох, не было печали…
Ганглери вздохнул очень тяжело, но, взглянув на него, я поняла, что его горе – сплошное притворство. Он смотрел на Святошу, который с отвращением хлебал какое-то пойло из глиняной чашки.
— Что случилось со мной? – спросила я, поднимаясь на локтях – осторожно, стараясь поберечь ладони. Боль в них утихла, но я подозревала, что с ними все серьезнее, чем с остальным телом. – Я толком и не поняла, что это было.
— Ух, — Ганглери усмехнулся. – Ну, скажи сначала, что поняла.
Я коротко пересказала ему свое видение, случившееся на склоне.
— Говоришь, камень треснул? – улыбка старца стала совсем уж широкой, обнажая здорово сохранившиеся крепкие зубы. – Так и треснул, да. Прямо в руке у юного изыскателя истин. Тот перепугался и уронил. А до земли и вовсе ничего не долетело, видишь. Одна пыль посыпалась – и ту ветер развеял. На тебя любо-дорого взглянуть было, девочка! Ух, какая была осанка, какой взгляд!
— А как господин ученый-то вопил, — мрачно вставил Святоша, шумно сопя. – Любо-дорого было послушать.
— Да уж… — протянула я, пытаясь осознать случившееся. – И что, он после этого ушел?
— Очень быстро, — сказал Ганглери, смеясь. – Но сначала он очень хотел тебя придушить.
Святоша засопел еще сильнее и стиснул чашку.
— Получил взбучку, скатился вниз по склону и убежал, немного выпачкав снег кровью, — закончил маг, поднимаясь и отходя к очагу.
— Я хотел догнать, да не смог, — сказал мой напарник печально. – Что-то плоховат я до сих пор…
— Да брось ты, — я вытащила-таки руку из-под одеяла, чтобы махнуть ей. – Отделались, наконец – и слава Небу…
И тут я разом позабыла, что еще хотела сказать. Вид собственной кисти меня совершенно ошеломил. Что это, грязь на ней?.. Похоже, нет.
Моя ладонь вся была в жутких багровых линиях, которые змеились от кончиков пальцев к запястью и немного дальше — вот отчего она так болела. Я немедленно вынула вторую руку – и убедилась, что ее жгут точно такие же отметины. Линии ужасно напоминали те, что вырезаны были на конусе, только грубей.
— Это что такое? – с ужасом спросила я, пытаясь вдохнуть.
— Тише, тише, только не переживай, — встревожился Ганглери. – Больно?
Я закивала, крутя ладонями. В глазах защипало. Старый маг подсел ко мне и осторожно взял мои руки в свои, успокаивая тупое жжение так же легко, как и боль до этого. Страшно багровеющие линии вроде бы слегка поблекли.
— На обычные ожоги мало похоже, — сказал Ганглери. – Их я залечиваю очень легко. Но ты не бойся, боль скоро пройдет — это я могу.
— Что это? Откуда оно у меня?!
— Если бы я знал! Признаюсь тебе, я совершенно ошарашен тем, что произошло. Я не знаю, что ты сделала с креплением и как тебе удалось его разрушить. Я считал, что это невозможно, и совершенно не был к этому готов. А ты, похоже, не можешь объяснить.
— Не могу.
Ганглери отпустил мои ладони и потянулся к моим вискам. Я закрыла глаза, пытаясь восстановить дыхание, которым начала захлебываться. Конечно же, от прикосновения старца оно мигом вернуло себе привычный ритм, но вместе с этим меня словно накрыло глухим одеялом из прохладного воздуха. Зарябило перед глазами, закружилась голова, и вот я перестала чувствовать свое тело, потеряв его в странном ощущении погружения в никуда. Это было странное, но уже испытанное мной чувство. Что-то похожее я уже пережила в древней эльфийской гробнице, хлебнув гоблинского зелья, только сейчас это не было насилием над моим существом. Слышалась какая-то речь рядом, но я не различала слов. Долго ли это длилось – не знаю, но в конце концов меня щелкнули по лбу, и я услышала:
— Просыпайся, девочка.
Мои глаза распахнулись сами собой. Ганглери убрал руки от моей головы и качал теперь своей, глядя куда-то в сторону.
— Мастерская имеет душу, — сказал он. — Я до сих пор не понял до конца, что она чувствует и как мыслит, но сейчас она воспользовалась твоим телом, чтобы выразить свою волю. Она не желает открывать свои секреты Басху.
— Ха, — фыркнула я, осторожно щупая ладонь, — интересно, и на что теперь Басх Адемике сдался, без крепления-то?
— О, ты зря думаешь, что только в нем все дело, — старый маг покачал головой. – Уверяю тебя, при встрече с нами они были совершенно искренни. У юноши есть много качеств, которые им нужны. Они действительно впечатлены. К тому же, в нем есть эльфийская кровь, а мне кажется, что это для них тоже важно. Адемика примет его.
— Я чего-то не понимаю, — сказал Святоша. – Или вы, дедушка, мне чего-то недосказали, или здесь что-то не так. Адемика – это ведь только для магов, так? Зачем им бесталанность-то полная? Что они ему – пришьют этот талант?
Ганглери пожал плечами, его усталое лицо дрогнуло.
— Если б я знал! Но, увы, они со мной не делятся.
— Наверное, они теперь уйдут, — с надеждой предположила я. – Раз крепления нет, то и механизм не восстановить, ведь так?
— Это кажется само собой разумеющимся, — согласился маг, — но только кажется. Посидите-ка в тепле, детки. Мне нужно ненадолго уйти. Если не хотите, чтобы я вас усыпил, пообещайте не выходить наружу, пока я не вернусь.