Второй удар гонга
Шрифт:
– Господа, – сказал он, – дверь необходимо взломать. И как можно скорее.
И опять никто и не подумал спорить. Джеффри Кин и Грегори Барлинг были плотнее и крепче других. Они и принялись ломать дверь, Пуаро командовал и давал указания. Дело оказалось нелегким. Двери в Литчем-Клоз были не как в новых домах. Пришлось хорошенько потрудиться, прежде чем наконец она поддалась и рухнула.
И тогда все остолбенели. Они увидели то, чего все уже ждали, но боялись думать. В комнате напротив двери находилось окно. Слева от окна стоял большой письменный стол. Перед окном в кресле,
Пуаро повернулся к Грегори Барлингу и громко сказал:
– Уведите миссис Литчем Рош… Уведите дам.
Мистер Барлинг понимающе кивнул. Он коснулся руки хозяйки, отчего та вздрогнула.
– Застрелился, – пробормотала она. – Ужас!
Передернув плечами словно от озноба, она позволила себя увести. Вместе с ней удалились и девушки.
Пуаро, а следом за ним двое молодых людей вошли в кабинет.
Жестом приказав не подходить слишком близко, Пуаро приблизился к телу и опустился возле него на колени.
С правой стороны на виске было пулевое отверстие. Пуля пробила голову насквозь и, по-видимому, попала в зеркало на левой стене. Зеркало пошло трещинами. На письменном столе лежал лист бумаги, где нетвердой рукой было выведено только одно слово: «Прости».
Пуаро быстро взглянул на дверь.
– Ключа в замке нет, – сказал он. – Любопытно…
Он пошарил в кармане покойного.
– Вот он, – произнес Пуаро. – По крайней мере, похож. Будьте любезны, господа, проверьте.
Джеффри Кин взял ключ и вставил в замочную скважину.
– Да, это он.
– Что с окном?
Гарри Дейлхауз подошел к окну.
– Закрыто.
– Позвольте-ка. – Пуаро быстро вскочил на ноги и подошел сам. Окно было французское, доходившее почти до пола. Пуаро распахнул створки, с минуту постоял, разглядывая газон, потом снова закрыл.
– Друзья мои, – сказал он, – мы должны позвонить в полицию. И до тех пор, пока они не приедут и не убедятся, что действительно имело место самоубийство, здесь ничего нельзя трогать. Смерть наступила не более четверти часа назад.
– Знаю, – осипшим голосом сказал Гарри. – Мы слышали выстрел.
– Comment? [2] Что вы сказали?
Наперебой Гарри и Джеффри Кин рассказали, как было дело. Едва они умолкли, вернулся Барлинг.
Пуаро повторил ему то, что только что сказал молодым людям, и попросил, пока Кин вызывает полицию, ответить на несколько вопросов.
Гарри отправился к дамам, а они прошли в скромную утреннюю столовую, возле двери которой на страже встал Дигби.
– Насколько я успел понять, вы были близким другом месье Литчема Роша, – начал Пуаро. – Именно по этой причине я обращаюсь к вам первому. По правилам, разумеется, сначала следовало бы поговорить с мадам, но, кажется, на сей раз более pratique начать с вас.
2
Как? (фр.)
Пуаро
– Видите ли, я оказался в несколько щекотливом положении. Скажу прямо: я частный детектив.
Финансист позволил себе улыбнуться:
– Об этом нет нужды говорить, месье Пуаро. Ваше имя известно.
– Месье очень великодушен, – Пуаро отвесил поклон. – Тогда перейдем к делу. Несколько дней назад я получил на свой лондонский адрес письмо за подписью месье Литчема Роша. В письме говорилось, что в последнее время у него стали пропадать крупные суммы. В интересах семьи – месье написал именно так – он не желал обращаться в полицию и попросил меня выяснить, что происходит. Я принял его предложение. Правда, не в тот же день, как это хотелось месье… Но в конце концов, у меня есть и другие дела, а месье все же не король Англии, хотя он, похоже, думал о себе нечто подобное.
Барлинг сухо улыбнулся.
– Пожалуй, вы правы.
– Вот именно. Письмо, видите ли… явно свидетельствует о том, что месье был человек, так сказать, неуравновешенный. И теперь я хотел бы понять, был ли он болен или же попросту эксцентричен, n’est-ce pas?
– То, что он сделал, говорит само за себя.
– Но, месье, самоубийство совершают не только психически нездоровые люди. На дознании коронер нередко называет самоубийцу больным лишь по той причине, чтобы пощадить чувства членов семьи.
– Хьюберт был давно не в себе, – твердо сказал Барлинг. – Он страдал приступами ярости, свихнулся на фамильной чести – странностей у него хватало. И тем не менее он был человек далеко не глупый.
– Безусловно. Хватило же ему ума понять, что кто-то его обворовывает.
– Разве люди совершают самоубийство оттого, что их обворовали?
– Вы попали в точку, месье. Абсурд. И значит, не будем торопиться с выводами. В письме он говорил об «интересах семьи». Вы, месье, человек светский и, должно быть, знаете, в каком случае человек совершает самоубийство «в интересах семьи».
– Вы хотите сказать?..
– На первый взгляд дело выглядит так, будто ce pauvre месье сам узнал, кто именно украл деньги, и не смог этого перенести. Но у меня перед ним осталось обязательство. Я согласился на его условия и получил аванс. «В интересах семьи» месье не хотел, чтобы имя вора узнала полиция. Придется действовать быстро. Я должен успеть все выяснить до начала официального следствия.
– А потом?
– Потом… я поступлю по своему усмотрению. Но долг выполнить я обязан.
– Понимаю, – ответил Барлинг. Несколько минут он молча курил, потом произнес: – Так или иначе, я ничем не могу быть вам полезен. Хьюберт не делился со мной секретами. Мне ничего не известно.
– Подумайте, месье, подумайте, у кого, по вашему мнению, была возможность украсть деньги.
– Трудно сказать. Может быть, у его агента по недвижимости. Он новый здесь человек.
– Агент?
– Да. Маршалл. Капитан Маршалл. Очень приятный молодой человек, однорукий, руку он потерял на войне. В Литчем-Клоз приехал примерно год назад. Тем не менее Хьюберт ему доверял, это-то я знаю.