Второй вариант
Шрифт:
— Как — помыться?
— Я думала, ты из тайги. Ребята, как из тайги вывалятся, — сразу к нам. И номер, чтобы с ванной. Пополощутся, погреются — и до свидания.
— Я тоже из тайги, но мне на сутки.
— Хоть на неделю. Командированные у нас не задерживаются, на трассу все торопятся. Артисты, правда, живут. Пономаренко приезжал, народный композитор. А с ним длинная такая певица. И еще одна — уже пели они вечером, миленький! А потом он мне пластинку с надписью подарил... На ключик, подымайся на второй этаж в первый номер. Хочешь, мыльца вот возьми. На здоровье!
И
Вся районная охотинспекция помещалась в одной большой комнате приземистого рубленого дома. За обшарпанным столом сидел худенький очкарик, в свитере и заячьей шапке, ровесник Савину или даже помоложе. Когда Савин назвал себя, он торопливо поднялся, долго тряс ему руку, приговаривая:
— Такие, как вы, нам нужны! Добровольный актив, так сказать. Удостоверения внештатного инспектора у вас нет? Вот видите! А должно быть!
Все его фразы имели на конце восклицательный или вопросительный знак. Савин слушал его и невольно начинал улыбаться, проникаясь симпатией к этому суматошному худенькому человеку. Тот спохватился, предложил ему сесть, а сам опять радостно засуетился, схватился за чайник, выскочил в сени за водой, вернулся:
— Как насчет кофе, а? Я умею заваривать шикарный кофе, научил один дед-интеллигент в Иркутске. Не были в Иркутске? Должен вам сказать, город — мечта! Ну, пусть кипит, а мы пока поговорим. Мне звонил от вас офицер с татарской фамилией.
— Давлетов?
— Точно! Давлетов. И проинформировал относительно браконьера Дрыхлина. Что я говорю? Не браконьера! Хуже! Я уже навел о нем кое-какие справки... Пожалуйста, рассказывайте.
Он сел за свой стол, напустил на себя серьезный вид, придвинул кипу чистых листов бумаги.
— Да и рассказывать-то в общем нечего, — сказал Савин.
— Как «нечего»! — воскликнул тот.
— Не пойманный — не вор. Так объясняют.
— Ну уж извините! Вор остается вором, даже если он не пойман. А поймать — дело времени и техники!
— Вы давно работаете в этой должности? — спросил Савин.
Он вдруг почувствовал себя старше и опытнее этого симпатичного парня.
Тот сразу стушевался. Виновато улыбнулся:
— Второй месяц. Заметно, да?
— Заметно.
— Солидности не хватает?
— Не знаю, чего. Такую должность должен занимать хмурый дядя.
— Я и сам понимаю. Не получается пока с солидностью. Только, по-моему, не это главное.
Они проговорили часа полтора. Савин подробно рассказывал, а Петр Николаевич (так он солидно представился в ходе беседы, извинившись, что не сделал этого сразу же) записывал, уточнял. Посокрушался, что Савин не узнал фамилий старого Иннокентия и его племянницы. Разговаривали за кофе, как хорошие знакомые. И явно нравились друг другу.
— Я вас не задерживаю? — всполошился под конец Петр Николаевич.
— Нет-нет.
— Понимаю, что кофе — не таежный напиток. Надо бы чего погорячительней. Но, знаете, не могу. Организм у меня не хочет принимать эту гадость. Не хочет, и все. А некоторые есть — обижаются. Брезгуешь, говорят, угощением. Вы не обижаетесь?
— Конечно нет.
— Тоже организм не принимает?
— Я на службе.
— Вот и думаю: неужели совсем нельзя обойтись без спиртного? Вы знаете, каждая семья жила бы намного зажиточней. Не возражайте! Я даже подсчитал как-то бюджет хозяина, у которого снимаю квартиру. Страшное дело! Половина его зарплаты уходит! А зарплата у него, извините, шахтерская. Это сейчас наш город (он так и сказал: город) известен как бамовский. А раньше его знали как шахтерский...
— А что же вы собираетесь делать с Дрыхлиным? — спросил Савин.
Начальник охотинспекции совсем не по-начальнически почесал нос, снял очки, и глаза его сделались виноватыми.
Признался со вздохом:
— Пока не знаю. Целиком и полностью верю вам и охотнице. Сегодня же я проинформирую кого следует. Соболь — не заяц!
Савин стал прощаться. Уже проводив его до двери, Петр Николаевич спохватился:
— А удостоверение внештатного инспектора?
— В другой раз, ладно?
— Может, сейчас?
— Так ведь фотокарточки все равно нет.
— Ах, да! Ведь и фотокарточка нужна. А знаете, может быть, это и хорошо, а? Вы сказали — в другой раз! Значит, у нас с вами будет другая встреча! Будет ведь?
— Конечно, — легко отозвался Савин...
Он надеялся, что Ароян уже может быть в гостинице. Все эти часы, с той минуты, как они расстались на автобусной остановке, в нем шевелилось беспокойство за исход миссии замполита. Не прошло оно и во время разговора с охотинспектором. Только упряталось вовнутрь. Думалось, что вот придет он сейчас в свой номер, а Ароян уже там. И первое, что скажет: «Все в порядке, Евгений Дмитриевич».
Но в гостинице замполита не было. Савин понял это, увидев на щитке ключ от своего номера.
Без всякой надежды спросил дежурную:
— Мне никто не звонил?
— Нет, миленький. Но приходил твой товарищ.
— Давно?
— С полчасика как.
— Что-нибудь велел передать?
— Записку оставил. Возьми вот.
Савин развернул листок и ничего не мог понять. Лишь прочитав, разобрался, что писал не Ароян.
«Женя, я объявляю вам общественное порицание: нельзя забывать друзей. Узнал, что вы приняли ванну, и очень сожалею. Мог бы предложить прекрасную, почти персональную парилку. Когда освободитесь, звякните по телефону...» Под запиской стояла подпись Дрыхлина.
Расстроенный, Савин прошел к себе в номер, категорично решив, что звонить он Дрыхлину не станет. Не о чем им говорить и незачем общаться. Едва успел сбросить полушубок, как по коридору грузно зашлепали шаги, и прозвучал голос дежурной:
— Ау, миленький! Иди!
— Что случилось? — выглянул он.
— Ты насчет звонка спрашивал? Звонит.
— А кто?
— Не знаю, миленький. Голос очень даже вежливый.
«Дрыхлин. Не пойду».
— Скажите, что я еще не пришел.
— Ой, да как же? Я сказала, что ты в номере. Да ты не бойся, пошли его подальше, в случае чего.