Вторжение в особняк
Шрифт:
Глава 1
Я уже давно взял за правило никогда не грубить понапрасну. Однако, посмотрев в прозрачное лишь с нашей стороны дверное стекло и хорошенько разглядев незнакомку, я почувствовал себя не просто обиженным, но до глубины души оскорбленным за весь противоположный пол. Согласен: навечно сохранить молодость и красоту не может ни одна женщина, но нельзя же забывать умываться, ходить в драном пальто (по меньшей мере — в пальто с оторванной пуговицей) и выставлять напоказ нечесаные седые космы. Стоявшая же на крыльце личность была виновна сразу по всем
— Спасибо, но у нас уже все есть. Попытайте счастья где-нибудь по соседству.
Грубовато, согласен.
— Может, в свое время и попытала бы, пупс, — заявила неряха. — Лет тридцать назад я была девушкой что надо!
Не могу сказать, чтобы меня это очень вдохновило.
Впрочем, я утешил себя тем, что в конечном счете годы всегда берут свое.
— Мне Ниро Вулф нужен, — пробурчала она. — Что мне — сквозь тебя пройти, что ли?
Это не так просто, — ответил я. — Во-первых, я сильнее вас. Во-вторых, мистер Вулф принимает исключительно по предварительной договоренности. В-третьих, освободится он только к одиннадцати, то есть более чем через час.
— Хорошо, пупс, тогда я войду и дождусь его внутри. Я уже и без того до костей промерзла. А тебя, что ли гвоздями к полу присобачили?
И вдруг меня осенило. Вулф хвастливо уверяет, что всякий раз, когда я пытаюсь подсунуть ему очередную женщину в качестве клиентки, ему достаточно лишь одного взгляда, чтобы понять, чего от нее ожидать; так вот, с помощью этой особы я бы раз и навсегда сбил с него спесь.
— Как вас зовут? — полюбопытствовал я.
— Моя фамилия Эннис. Хетти Эннис.
— Зачем вам понадобился мистер Вулф?
— Это я ему как-нибудь и сама скажу. Если, конечно, язык не отмерзнет.
— Придется вам сначала сказать мне, миссис Эннис. Меня зовут…
— Мисс Эннис.
— Хорошо, мисс Эннис. Так вот, меня зовут Арчи Гудвин.
— Сама знаю. Если, глядя на меня, ты думаешь, что я не смогу заплатить Ниро Вулфу,. то ты ошибаешься: получу крупное вознаграждение и поделюсь с ним.
Если же я пойду к фараонам, то — плакали мои денежки! Я этим чертовым легавым ни на грош не верю.
— За что вы получите вознаграждение?
— За то, что у меня здесь! — Она пошлепала по своей обшарпанной черной сумке рукой в вязаной перчатке.
— Что у вас там?
— Это я только Ниро Вулфу скажу. Слушай, Пупс, я тебе не эскимоска. Ну-ка, впусти даму!
Это меня не устраивало. Когда она позвонила в дверь, я уже находился в прихожей полностью одетый, в шляпе, пальто и перчатках, готовый идти пешком в банк, чтобы депонировать полученный Вулфом чек на 7417 долларов и 65 центов. Не мог же я уйти, оставив ее одну в кабинете? Конечно, остальные обитатели нашего старенького особняка на Западной Тридцать пятой улице, все в котором принадлежало Ниро Вулфу, кроме мебели и прочих вещей в моей спальне, были дома, но каждый был занят своими делами. Фриц Бреннер, шеф-повар и домоправитель, колдовал на кухне над каштановым супом. Вулф торчал в оранжерее на ежедневном утреннем свидании с орхидеями, ну а Теодор Хорстман, разумеется, составлял ему компанию.
Больше я не грубил. Я предложил
— Я пока оставлю его у тебя, Пупс, — заявила она. — Не то какой-нибудь любопытный легавый наложит на него лапу. Да не бойся, он не кусается. Только смотри — не вздумай разворачивать! Я могу на тебя положиться?
Я взял у Хетти Эннис сверток, потому что она мне понравилась. Сплошные инстинкты и — ни следа логики! Сами судите: отказалась сказать, что там внутри, но доверила мне сохранить его, хотя и наказав не разворачивать. Истая женщина, до мозга костей; особенно если бы еще причесалась, умылась и пришила к пальто пуговицу. Словом, взял я у нее сверток, напомнил, что жду ее в четверть двенадцатого, и попрощался.
Дождавшись, пока она спустилась по семи ступенькам на тротуар и свернула налево, к Десятой авеню, я запер дверь изнутри и посмотрел на сверток. Прямоугольный, дюймов шесть в длину и около трех в ширину, толщиной в пару дюймов. Приложив к нему ухо, я задержал дыхание, но ничего не услышал. Однако это еще ни о чем не говорило: наука не стояла на месте, а в одном Нью-Йорке у Ниро Вулфа нашлось бы не менее трех дюжин врагов, с удовольствием отправивших бы его к праотцам. Не говоря уж о тех, которым был е по нраву я. Вот почему, вместо того чтобы отнести сверток в кабинет и оставить на моем столе или в сейфе, я принес его в гостиную и запихнул под диван. Если вас интересует, развязал ли я тесемку и развернул сверток, то я в вас разочаровался. Нес же я его, не сняв перчаток.
Уже больше недели, как, покончив с делом Бригема, мы с Вулфом били баклуши, и мои мозги нуждались в тренировке ничуть не меньше, чем ноги и легче, поэтому по пути в банк, а потом обратно я ломал голову над содержимым свертка. Отбросив дюжину предположений, которые меня мало прельщали, я пришел к выводу, что там находится бриллиант. Великий Могол или Кохинор. Я был настолько увлечен своими мыслями, что, лишь приблизившись едва ли не вплотную к нашему крыльцу, заметил, что оно занято. На верхней ступеньке, словно на насесте, примостилась именно такая женщина, которую Вулф ожидает увидеть, когда я рекомендую ему очередную клиентку.
Возраст, личико, ножки — та их часть, что выглядывала из-под полы меховой шубки, — все идеально соответствовало моему взыскательному вкусу. Мех я не определил — но точно не норка и не соболь. Когда я начал подниматься по ступенькам, женщина встала.
— У вас оригинальная уличная приемная, — проворковала она, — но вот только журнальчиков бы подкинуть не помешало.
Я поравнялся с ней. Верх ее меховой шапочки доставал мне до носа.
— Надеюсь, вы звонили в дверь? — поинтересовался я.