Вторжение в рай
Шрифт:
Кутлуг-Нигор умерла семь лет назад, так же неожиданно, как и его бабушка. Она сидела в своих покоях за вышивкой, когда Ханзада читала ей вслух, и вдруг повалилась вперед с коротким вздохом, оказавшимся для нее последним. Душа ее отлетела, и прибывший на зов хаким уже ничего не смог поделать. Спустя несколько часов Бабур, не скрывая слез, смотрел, как ее хоронят рядом с Исан-Давлат на склоне холма, в саду, посаженном им, когда он впервые прибыл в Кабул. Бабур дал обет никогда не забывать о том, как бабушка и мать поддерживали и направляли его в самые черные, самые трудные моменты его жизни. Без них он никогда не смог бы овладеть троном.
Его до сих пор печалило, что она так и не увидела младших внучат. Аскари, которому минуло шесть лет, и трехлетнего Хиндала, которого старший единокровный братишка в настоящий момент изводил, тыча его заостренной палочкой. Нянька пыталась отнять у него «оружие», что вызвало негодующую гримасу на его мордашке и возмущенный визг. Палку все же пришлось отдать, после чего Аскари ударился в слезы. Хиндал, понимавший, что няня вмешалась, чтобы защитить его, смотрел на хнычущего брата с удивлением на круглом, полнощеком лице.
Ему повезло, думал Бабур, у него прекрасные, здоровые сыновья и богатые, надежно защищенные владения. Десять лет, прошедших с тех пор, как ему пришлось покинуть Самарканд, он правил Кабулом, подавляя любое противодействие, и снискал уважение подданных своей способностью совладать с разбойничьими племенами, обитавшими у котал — узких, высоких перевалов близ столицы, — долгое время наносившими ущерб торговле, нападая на караваны. Безжалостным грабителям из племен кунгари, кирилджи, тури и ландар пришлось пожалеть о совершенных ими злодеяниях. Высокие, скрепленные цементом башни из их отсеченных голов, возведенные над горными проходами, служили предостережением другим любителям легкой наживы, а мирным путникам показывали, что они прибыли в землю, где правит настоящий правитель.
Сокровищницы были полны, о чем каждое новолуние Бабуру горделиво докладывал преданный, умеющий вести дела спокойно, но эффективно, Касим. Он сменил на посту казначея Вали-Гуля, которого, в силу преклонного возраста, уже начала подводить память. Кабульские купцы, по обычаю зажаривавшие верблюда в честь каждого благополучного завершения караванного путешествия, процветали. Они, наверное, были счастливы, а вот он?
Исан-Давлат, единственная женщина в семье, по-настоящему его понимавшая, наверняка знала бы ответ — нет.
Любуясь сыновьями, Бабур вдруг остро ощутил ту тоску по неосуществленным мечтам, которая хоть, бывало, и ослабевала, но никогда по-настоящему не оставляла его. Каким будет их будущее? Он многое пережил, усвоил много уроков, и как воин, и как правитель. Опыт научил его не поддаваться отчаянию и не отступать, никогда не поступаться своими амбициями. А они требовали чего-то большего, чем Кабул. Возможности завещать сыновьям и сыновьям сыновей нечто, воистину великое.
— Повелитель, — прервал размышления Бабура выглядевший, как всегда, озабоченным Байсангар, — наблюдатели докладывают, что с запада к городу приближаются всадники.
Когда престарелый Балул-Айюб скончался во сне, молодой эмир без колебаний назначил Байсангара великим визирем Кабула — в утешение за то, что тот лишился поста великого визиря Самарканда.
— Кто такие? Купцы?
— Не уверен, повелитель. Они следуют по караванной тропе, но вьючных мулов с ними немного, ровно столько, чтобы везти их палатки и дорожные припасы. Однако дозорные докладывают, что с ними едут две огромных, нагруженных какими-то хитроумными металлическими изделиями подводы: каждую тащат по тридцать быков.
— А самих их много?
— Человек тридцать. Одеты все странно — в кожаных туниках и высоких, конических шапках, обернутых ярко-оранжевой тканью.
— Может, странствующие акробаты?
— Не думаю, повелитель.
— Да я пошутил, Байсангар. Пусть за ними присматривают. Когда они будут здесь?
— Думаю, дня за три доберутся.
— Когда прибудут, дай мне знать.
Через Кабул проезжали все: и монголы в парчовых туниках, с луками в зеленых кожаных футлярах, и китайцы с редкими бороденками, но невероятным чувством собственного превосходства, плотные, смуглолицые купцы из Месопотамии, как и все арабы весьма чувствительные к вопросам чести и всегда готовые отстаивать ее в драке, темнокожие, в ярких тюрбанах жители Индостана, что везли на продажу сахар и пряности. Если новоприбывшие представляли интерес, он призывал их в цитадель… Хумаюну с Камраном бывало интересно посмотреть на гостей из дальних стран.
Как оказалось, Байсангар ошибся в своих расчетах. Всего два дня спустя, под мелким, моросящим дождем путешественники со странными подводами были замечены приближающимися к Кабулу. Правда, в город они не заезжали, а направились прямиком к цитадели. С балкона своих личных покоев Бабур видел, как тяжелые возы скользят по жидкой грязи, в которую дождь превратил обычную дорожную пыль. Каким бы ни был груз, его старательно закрыли от дождя войлоком. А судя по тому, как напрягались волы, груз был очень тяжел.
Ехавший впереди всадник, лицо которого, чтобы оберечься от дождя, было прикрыто платком, оглянулся на подводы и махнул рукой. Видимо, отдал какие-то распоряжения, потому что восемь его спутников, спешившись, стали помогать животным, толкая возы сзади. Один поскользнулся и упал лицом в грязь.
Вожак, похоже, потерял терпение. Он повернул своего серого коня и один поскакал вверх по склону. Добравшись до крутого, мощеного пандуса, что вел к первым воротам цитадели, он погнал скакуна быстрее и, лишь когда путь ему преградили двое стражников, резко натянул поводья. С высоты балкона Бабуру не было слышно, о чем шел разговор, но весь облик незнакомца выдавал в нем не купца, а воина. На вопросы он отвечал с гордым видом, высоко держа голову, а когда нетерпеливо распахнул защищавший от непогоды плащ, Бабур углядел странной формы меч: изогнутый, как симитар, но у же.
— Стража! — крикнул он с балкона. — Приведите этого человека ко мне.
Спустя пять минут, в сопровождении одиннадцати стражников, пять впереди и шесть позади, незнакомец вошел. Плащ у него отобрали, на поясе болтались пустые ножны, но нижняя часть лица оставалась обернутой тканью, а коническая шапка была низко надвинута на лоб. Охрана не позволила ему приблизиться к Бабуру более чем на дюжину локтей.
— На колени перед владыкой!
Незнакомец не просто преклонил колени, но и пал ниц, исполнив принятый во владениях Тимуридов ритуал «корунуш».