Вторжение
Шрифт:
– Что тебя пугает? Ты веришь в некий всемирный заговор, как Союз Светлых Сил?
– Нет. Я думаю, что Он с помощью Вторжения хочет нам что-то сказать, а мы, как всегда, видим в его послании только свою выгоду. Ты ведь не будешь спорить – многие используют полученные способности совсем не в благих целях. На прошлой неделе в Казани псион застал свою жену с любовником. Он откуда-то знал, как создается Огненный шар. Любовник мертв, женщина изуродована, двое омоновцев погибло. Простой необученный псион. Представь себе, какой хаос начнется, если сорвешься ты, или Злобный, да любой боец выше второго уровня?
– И что ты предлагаешь? Отказаться
– Хотя бы ограничить использование.
– Нереально. Люди слишком любопытны и ленивы. Если не одно, так другое качество заставит их применять псионику на практике – для облегчения своей жизни, или из простого интереса.
– Значит, нужно их заставить.
– Силой? И к чему приведет запрет?
Плетка помолчал, затем с неохотой сказал:
– Сила нужна, чтобы потенциальные преступники знали: они будут наказаны. Угроза наказания не позволит им творить зло.
– Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь. – Я сидел на мху, глядя на нервно вышагивающего Плетку: – Ты ведь наверняка долго думал, рассматривал разные варианты. И прекрасно понимаешь, что, оставив псионику на службе у государства, мы получим такой аппарат принуждения, что любой тиран прошлого обзавидуется. Кроме того, наверняка возникнет и черный рынок технологий. Простые люди не получат защиты от произвола, которого ты так страшишься. Следовательно, единственный выход – в открытом использовании наших способностей при жестком контроле властей, ну, и запрет на некоторые области знаний. Плетка, именно к такому обществу мы сейчас и идем.
– Откуда ты знаешь?
– Я это вижу. Многих псионов не меньше, чем простых людей, пугает идея разбитого на касты общества с обладающей магическими способностями элитой во главе. Мы сами не допустим, чтобы наша жизнь изменилась слишком сильно.
– А пожелаем ли мы этого? – Плетка пристально посмотрел на меня: – Ты знаешь, что наша психика меняется – ты же читал отчеты. Кем мы станем лет через десять? Или, может быть, правильнее сказать: сколько человеческого в нас останется?
Ответа на этот вопрос я не знал.
Вместо запланированных трех дней мы отдыхали четыре. Вину за дополнительный отдых нес Коробок, в ультимативной форме потребовавший от Чижова помощи в исследованиях. Так что четвертый день мы бродили по подземелью, перетаскивали с места на место громоздкую аппаратуру – большая часть веса приходилась на устройства экранирования – и занимались поиском артефактов. Самые интересные вещи имело смысл искать на нижних ярусах – там и кучковалась большая часть народа.
Если бы я знал, что отдых продлится дольше планируемого, то успел бы съездить на базу, под Якутск. Поводов для волнения, в общем-то, не было, если не считать отсутствия в полку всех офицеров, которые находились на Таймыре. Возможно, мне следовало поступить по примеру Мальцева и Завулона, оставивших по одному псиону третьего уровня «на царство» в свое отсутствие. Зато у них в отряде уже имелись потери – а у меня нет, раненые не в счет.
Теперь бойцы второго уровня станут следить за проходами: зачисткой ярусов займутся маги третьего. Перестановка назревала уже после шестого яруса, и мой отряд к ней подготовился. Еще на базе отрабатывались различные схемы, в том числе опиравшиеся на способности псионов-«трешек». Откровенно говоря, даже их возможностей недостаточно, что и показал первый же штурм. Мы зачистили восьмой ярус, но настолько при этом умотались, что вынужденно взяли два
Девятый ярус дался еще большей кровью. Погибли несколько человек, в том числе зам командира моего третьего батальона Миша Костюшкин. Он совсем недавно достиг третьего уровня – сейчас ему не хватило силы и опыта. У нас осталось всего двадцать четыре активных бойца, из них две трети ранены. С такими силами идти на штурм последнего, десятого яруса – смертельный риск, и Чижов объявил, что вплоть до окончательного выздоровления всех бойцов штурм приостанавливается. Правильное решение.
Появилось свободное время – я все-таки слетал домой, проверил подчиненных. Как и ожидалось, ничего страшного в мое отсутствие не произошло, поэтому со спокойной душой вернулся во временный лагерь. Первая, кто меня встретила, была Белоснежка, нажаловавшаяся на уделявшего ей недостаточно внимания Мальцева. Изменения в ее ауре стали настолько очевидны, что я удивлялся: почему никто не обращает на них внимания. Причин необычного явления понять я не мог: изменить ауру способны только экстраординарные события. Складывалось впечатление, словно внутри девушки вызревает какой-то плод.
Плод. Ха. Интересно.
Я посмотрел на Ольгу более внимательно, проверяя свою догадку. К сожалению, не ошибся. Видимо, что-то отразилось на моем лице, потому как она отступила на шаг и с испугом спросила:
– Аскет, что случилось?
Невинный вопрос чуть не взорвал меня: очень хотелось заорать. Вместо этого из моего рта раздался шепот:
– Через час ты и Мальцев – в моей палатке.
Оставшееся время ушло на то, чтобы успокоиться. Из палатки я не вылезал – пытался придумать, как поступить, с учетом возникших обстоятельств. За сим занятием меня и застала пара влюбленных голубков. Я кивнул на топчан:
– Садитесь. – Оба присели, недоуменно и с опаской поглядывая на меня. – Скажи мне, Александр, ты ничего не замечаешь нового в своей очаровательной спутнице? – не знаю, откуда прорезался сарказм.
– А что с ней? – Дракон пристально посмотрел на девушку, проверяя ауру: – Энергетика изменилась, но это нормально, в Гнездах такое часто бывает.
– Такое на моей памяти в первый раз!
Оба уставились на меня круглыми глазами. Я вздохнул:
– Может, срок слишком маленький, или просто я сильный ментат? Хотя ауру все видят. Капитан Ольга Старина!
– Я! – Белоснежка вскочила с места.
– Нет-нет, сиди, тебе теперь двигаться надо поменьше. – Подозреваю, растянувшая губы улыбка особым дружелюбием не отличалась. – В связи с беременностью ты направляешься в Москву на обследование. Как следствие, твое участие в штурме закончено.
Последовало долгое молчание, пока парочка осмысливала информацию. Затем последовал короткий период неверия, вопросов: «Ты уверен?» – и прочих маловразумительных вскриков. Известие очень сильно подействовало на Ольгу. Она сидела совершенно неподвижно, положив ладони на живот защищающим жестом, слегка наклонившись вперед. По застывшему лицу катились слезы, растянутые в счастливой улыбке губы дрожали. Не думаю, что она была способна реагировать на окружающее в этот момент. Поэтому я обратился к Мальцеву – этот выглядел повменяемее: