Вуали Фредегонды
Шрифт:
Это был еще один зимний день, холодный и дождливый, — но только не для нее. Фредегонда отставила кувшинчик и плотнее запахнула на себе плащ, отороченный мехом куницы, потом неясно погладила кончиком пальца одну из двух круглых фибул, которые удерживали плащ на плечах, — настоящий шедевр золотых дел мастера, украшенный рубинами глубокого темно-красного оттенка и бледно-желтыми топазами. С фибулами гармонировали такие же серьги и пояс, который она наденет чуть позже, после того как ее оденут и причешут.
Стоило ли обращать внимание на зимний холод и дождь, если отныне вокруг нее все было так прекрасно? И какое имело значение, что Руан оказался лишь крохотным поселением, расположенным в квадратных стенах крепости, некогда возведенной римлянами? Почти все время, не считая базарных дней, город выглядел пустым и заброшенным — исключение составляло аббатство со своей собственной часовней и фруктовыми
От этих воспоминаний ее отвлек скрип двери; повернувшись, она увидела Уабу, казавшуюся почти круглой в платье из хорошей плотной шерсти, — та старалась закрыть за собой дверь как можно осторожнее. Встретившись глазами с Фредегондой, Мать улыбнулась заговорщицкой улыбкой. Она знала конечно же. Уаба всегда все знала. Король вернулся с объезда своих владений среди ночи, после нескольких дней отсутствия, и сейчас еще спал, или притворялся, что спит, зарывшись под одеяла в постели своей любовницы. Движением подбродка Уаба указала на стол, где были расставлены большой кувшин с горячим молоком, еще один маленький кувшинчик, хлеб и фрукты. Потом она исчезла.
Какое значение имели унылая погода и жалкий вид этого провинциального дворца, если Фредегонда, после отъезда соперницы, господствовала здесь безраздельно и Хильперик обращался с ней как с официальной любовницей? Поражение в Реймсе было забыто с первыми осенними листьями и ледяными зимними дождями. Без сомнения, теперь они не были не столь богаты, ни столь могущественны, как прежде, но Хильперик, возможно, скорее движимый гордыней, чем любовью, одаривал ее драгоценностями и вниманием. Уаба распоряжалась слугами и всем дворцовым хозяйством, куда входили свои стойла и конюшни, и даже своя парусная лодка, пришвартованная на набережной, на которой можно было кататься в свое удовольствие. Еще здесь была часовня, и Фредегонда каждый день отправлялась туда, чтобы продолжать изучение катехизиса в обществе настоятеля аббатства и его послушников. Наконец, у нее имелась личная охрана в полсотни человек, выделенная по распоряжению dux bellorum [62] Бепполена, — это была примерно десятая часть всего руанского гарнизона.
62
Военачальник(лат.). Словоdux, впоследствии превратившееся вduc— «герцог», изначально было лишь воинским титулом.
Зима близилась к концу. Скоро наступит весна, и сонный городок немного оживится. Деньги с фискальных земель, как обещал Хильперик, потекут рекой, и им будет на что содержать дворец и вести жизнь, достойную их статуса. Их статуса… А что достойно статуса королевской любовницы? — спросила себя Фредегонда, Эта крепость, которую Одовера сочла недостойной себя, где не было каминов, а полы были деревянными. Что ж, пусть здесь не было стекол в окнах, но можно было спать в тепле за стенами из грубых мощных камней толщиною в локоть. Этого она была лишена в детстве и даже в комнате для слуг в Суассонском дворце. И сейчас ее статус вполне мог считаться королевским, ибо король обращался с ней соответственно.
Внезапно охваченная любовным порывом, она подбежала к массивной кровати и, смеясь, бросилась на неподвижную фигуру, с головой укрытую одеялом. Хильперик скинул с себя одеяло. Лицо его было помято, волосы всклокочены. Но в первый же миг он увидел, что они одни в комнате, а в следующий миг — что под плащом на Фредегонде ничего нет. Он протянул руку, чтобы обхватить ее теплое гибкое тело, но Фредегонда оттолкнула его, все еще смеясь, и уселась верхом ему на грудь, придавив его руки коленями. Король не сопротивлялся. Она склонила голову, и ее длинные черные волосы упали вниз, словно занавес, отделивший их от всего окружающего мира. Она больше не улыбалась, но глаза ее блестели, как два изумруда. Ее груди дразняще нависали надо ртом ее любовника, но она отклонялась всякий раз, когда он пытался поймать губами один из ее сосков. Потом она выпрямилась и запрокинула голову. Ей хотелось, чтобы он смотрел на нее, вдыхал аромат ее кожи, чтобы для него больше ничего не существовало, кроме нее. Ее живот, обвитый пояском из змеиной кожи, который она никогда не снимала, был всего лишь в нескольких дюймах от лица Хильперика и медленно раскачивался, пока она скользила по его груди, приближаясь, до тех пор, пока наконец его язык не погрузился в горячую плоть между ее раздвинутых бедер — вначале ненамного, затем все глубже и глубже, по мере ее ритмичных движений, — пока она не выпрямилась и не опрокинулась на простыни.
Уаба, сидевшая на низкой скамейке возле двери их спальни, вздрогнула от неожиданности, услышав крик. Фраза, которую она едва слышно шептала с того момента, как вышла из комнаты, оставив их одних, все убыстрялась, словно повторяя нарастающий ритм любовной схватки. Uiro nasei es menio, olloncue medenti… Потом послышались другие крики, хриплые стоны, шепот, смех… Мать улыбнулась, встала и медленно отошла от двери.
Молоко в кувшине остыло и подернулось тонкой кремовой пенкой. Хильперик допил его одним глотком, вытер бороду тыльной стороной ладони, потом схватил крепкое красное яблоко и впился в него зубами.
— Я не думала, что ты так быстро вернешься, — сказала Фредегонда с кровати. — Ничего серьезного?
Король улыбнулся ей, продолжая расправляться с яблоком и втайне радуясь, что не надо отвечать сразу. Фредегонда сидела на постели, скрестив ноги и положив руки на бедра — такая красивая, что у него сжималось горло. С каждым месяцем, с каждой неделей, с каждым днем она становилась все более женственной, и каким-то чудом, почти заставляющим его поверить в Бога, ее груди и бедра округлялись, что лишь подчеркивало тонкость черт лица и стройную талию. Несмотря на то что они провели вместе всю ночь и все утро, он чувствовал, как кровь снова закипает в нем при одном виде ее тела — столь прекрасного, что желать его даже не было грехом. Затем, встретившись со взглядом ее зеленых глаз, он вспомнил, что она задала ему вопрос, и снова поспешно откусил от яблока.
Без сомнения, ничего серьезного действительно не произошло — если не считать того, что у Одоверы родилась дочь. На сей раз Хильперик чувствовал себя виноватым. Ни один из его сыновей не был плодом любви, поскольку он не знал этого слова, до тех пор пока не узнал Фредегонду. Он делал королеве детей ради чувства долга, ради соблюдения приличий — в конечном счете ради самого себя. В то время как ни у одного из его братьев не было наследников — не считая бастардов, рожденных от куртизанок и гулящих девиц, — он мог гордиться тремя сыновьями. И по крайней мере двое из них уже вышли из того возраста, когда дети могут умереть от любого пустяка. Отныне его долг был выполнен, и его род мог продолжаться. Еще один ребенок ничего не значил, тем более девочка. У него было ощущение, что он предал свою возлюбленную, занимаясь любовью с Одоверой, и даже сейчас эта мысль была ему неприятна и уязвляла его гордость.
— Я был в Камбре, — его голос прозвучал более резко и вызывающе, чем ему самому бы хотелось. — Королева…
Фредегонда не шелохнулась, выражение ее лица осталось прежним, но ему показалось, что мягкий блеск, сиявший в ее глазах до этого момента, исчез.
— …королева родила дочь, — договорил он. — Ее назвали Базина. Весной она приедет сюда с ней и с сыновьями, чтобы окрестить ее.
— Я буду рада снова увидеть твоих сыновей.
— Да, они тоже о тебе спрашивали. А Теодебер написал мне письмо. Его нелегко прочесть, потому что пишет он еще неважно, да и в латыни не силен… но, по крайней мере, у него все хорошо. Зигебер поселил его на вилле в Понтико [63] и приставил к нему учителей. Я обещал брату, что приведу свои войска на весенний сбор, [64] чтобы выступить вместе с ним против фрисонов на север. В обмен на это он обещал освободить моего сына.
63
Понтико — ныне Понтион, возле Витри-ле-Франсуа.
64
Наribап– общий сбор войск по призыву короля — происходил в марте, под наблюдением графов и военачальников. Франки не воевали зимой.