Вульф
Шрифт:
— Может быть, здесь будут продаваться изделия местных мастеров для уникального декора.
Пройдя дальше, я нахожу ванную комнату и личный кабинет в задней части помещения.
Я плачу от счастья, когда заканчиваю исследовать это прекрасное пространство, которое стало моим благодаря моему мужчине. А Габриэль идет позади меня с таким выражением лица, которое я не могу понять. Гордость?
— Я люблю тебя! — кричу я, бросаясь в его объятия. Он крепко обнимает меня и отрывает от пола. — Я люблю тебя, я люблю тебя. — Я целую
Он поднимает руки и смахивает слезы с моих глаз.
— И я люблю тебя. Но мне нужно, чтобы ты это доказала, — говорит он.
Я отстраняюсь, чтобы посмотреть на него, и на его губах появляется улыбка, которую я так люблю.
— Прямо здесь? — спрашиваю я, когда он поднимает меня на мою новую гостевую стойку и запускает пальцы под блузку. Они теплые, и я мгновенно начинаю нагреваться. На окнах нет жалюзи, на улице светло. Габриэль читает мои мысли прежде, чем я успеваю что-либо сказать.
— Окна тонированы, и я прикрою тебя… не волнуйся и не думай об этом, маленькая колибри. Бери, что хочешь.
— Точно, — убеждаю я себя. — Не волнуюсь… беру то, что я хочу, — говорю я себе, запрокидывая голову, когда его губы касаются моей шеи.
Габриэль принимает решение за меня, его руки сжимают мои бедра, а затем скользят вверх по спине, и ощущение его губ на моей коже заставляет меня забыть обо всем. Я задаюсь вопросом, как мне могло так повезти, что я встретила Габриэля Вульфа. Короля байкерского клуба с пронзительными серыми глазами, который сумел изменить жизнь Бринли Роуз Бомонт, хорошей девочки, которая всегда поступала правильно, но никогда не была счастлива.
Этот безжалостный человек, которого весь мир называет преступником, — самый лучший мужчина из всех, кого я когда-либо знала. Он освободил во мне ту женщину, которой я являюсь сейчас, и я молча клянусь с этого момента и впредь быть его королевой. Быть женщиной, которой мне суждено было стать. Эта мысль освобождает меня.
Я буду чувствовать себя счастливой и живой, обнимая своего короля, мчащегося быстрее, чем могут летать наши ангелы.
ЭПИЛОГ
Семнадцать с половиной лет спустя
Габриэль
— Вот так, медленно и аккуратно, — говорю я своему старшему сыну Себастьяну. — Легко нажимай на курок, не стоит делать это слишком быстро, иначе ты все испортишь и тебе придется начинать сначала.
Он сосредоточенно хмурится, разглядывая тонкие линии, которые он наметил на бензобаке своего мотоцикла, который мы дорабатывали. Мотоцикл, на котором он сможет свободно ездить всего через два месяца, когда все будет готово и ему исполнится семнадцать лет. К тому времени он сможет получить полный класс «М». Он уже три месяца катается с разрешением, и у него это получается так, словно он рожден для этого. Это заставляет его брата сходить с ума от нетерпения, чтобы получить свое разрешение, но ему
— Блядь, — вырывается у него, когда он выходит за пределы линии, нанося краску.
— Эй, — говорю я ему ворчливо. — Только не в присутствии твоей матери.
За спиной моя великолепная невеста, с которой мы прожили пятнадцать лет, усмехается, ее уверенность в себе только возросла за эти годы, как и ее красота. В сорок один она выглядит лучше, чем любая двадцатипятилетняя девушка, и говорит, что это благодаря тому, что всегда была сексуально удовлетворена. Говорит, что это источник молодости, и, наверное, она права, потому что я совершенно не чувствую тяжести своих почти сорока девяти лет.
— Извини, — бормочет Себ.
— Я каждый раз говорю одно и то же, Себ, — не спеши, не торопись. Думаешь, твой отец добился бы такого успеха, если бы торопился? — спрашивает Бринли. — И кстати, если вы двое думаете, что я не знаю, как вы разговариваете, когда меня нет рядом, то вы просто сумасшедшие. — Она подмигивает. — Приведите себя в порядок через час, я не хочу, чтобы на выпускном у моей дочери были грязные механики, — говорит она и тянется, чтобы поцеловать меня в губы.
Ее фирменный жасминовый аромат — как запах рая в моей мастерской.
Я притягиваю ее к себе и задерживаю ее еще немного.
— Отвратительно, — говорит Мика, наш почти пятнадцатилетний сын, когда заходит в мастерскую. Он уже слишком велик для костюма, который на нем, а ведь мы купили его в прошлом году для его собственного выпускного в средней школе. Оба моих мальчика почти такие же крупные, как я, гораздо крупнее, чем я был в их возрасте, и когда-нибудь они станут командой, с которой придется считаться.
— Согласен, не могли бы вы оба прекратить это дерьмо, — говорит Себ, не поднимая глаз.
— Радуйтесь, мы любим друг друга, — говорит Бринли, потрепав Себа по затылку.
— Мам, теперь мне придется начинать эту линию сначала.
— Думаю, это научит тебя хорошим манерам, не так ли? — спрашивает она, приподняв бровь.
— Давай-ка, выпустим подгибку, — говорит она Мике, разглядывая его брюки. На ней маленький сарафанчик, и я не без труда удерживаюсь от того, чтобы не вышвырнуть отсюда обоих парней и не взять ее прямо на верстаке. Позже, говорю я себе.
Семнадцать лет с этой женщиной, трое детей, два бизнеса, клубная жизнь, и единственное, что не меняется, — это то, как я ее хочу. Жизнь течет вокруг нас. Дети растут, люди живут, люди умирают, люди уезжают, наш бизнес растет.
Моя мастерская по ремонту переехала. После того как Себ начал ходить в детский сад, мы расширились, чтобы мы с Каем могли работать и по-прежнему отводить детей в школу, в то время как Бринли развила свой бизнес «Hummingbird Designs» и сделала его одной из самых востребованных компаний по дизайну интерьеров в Саванне.