Вурдалакам нет места в раю
Шрифт:
Ручей плавно скрутился кольцом и обогнул обветшавший земляной вал. Сухие комья земли сыпались из-под деревянного тына, сбитого из сплоченных бревен с остро отесанными верхушками. Тын опоясывал гору высоким забором, не давая подобраться к ней нигде, кроме широких ворот, скрипящих под деревянной башней. Горихвост помнил эти ворота: они всегда были наглухо заперты, и лишь его дед знал, как с ними сладить.
Однако на этот раз распахнутые настежь створы жалобно подпевали ветру, что играл ими, гоняя взад и вперед.
Горихвост устремился в проход под башней, как вдруг
Морда его развернулась к старому кряжистому вязу, сучья которого тянулись и опутывали его шкуру, как длинные лапы. Дерево подбросило его вверх и принялось хлестать ветвями, нанося жгучие удары.
– Ты чего? Отпусти! – ощерился вурдалак.
Пористая кора дерева разверзлась, обнажив темную пасть.
– Попался! Тать! Вор! Переветник! – глухо провыло древесное чрево.
– Какой я тебе переветник? Я лесной брат! Чур меня, чур! – загомонил Горихвост.
– Я тебе покажу, как чурать Чура! – вышел из себя вяз и начал парить его похлеще чем в бане.
Шкура Горихвоста вздыбилась от острой боли, как будто ее вздернули на адовы крючья.
– Перестань! – лаял он. – Я не виноват!
– Лесной царь решит, кто виноват, а кто нет! – сипел вяз.
– Лесной царь – мой государь, а я его верный слуга!
– Слуги не нарушают приказов хозяина! – не унималось дерево.
Не на шутку разошедшиеся ветви бултыхали Горихвоста вверх-вниз. Перед глазами его мелькали то распахнутые створки ворот, то провалившийся шатер башни, то древесные корни, вывороченные из земли и шевелящиеся, будто ползучие гады. Бултых вниз – и толстый сук припечатывает его к бугристому скату земляного вала. Бултых вверх – и голова его взметается выше тына, открывая вид на клубящуюся гору, по гребню которой скользит черная тень в кривой шапке.
А ну, стой! Что за тень? Что за шапка?
– Остановись, чурбан безмозглый! – зашелся от лая Горихвост. – Пока ты меня тут валтузишь, настоящий тать пробрался, куда не надо!
– Ты и есть тать! – изрыгало древесное чрево. – А за чурбана поплатишься!
– Ну смотри, сам напросился! – огрызнулся вурдалак и, давясь, зашептал:
– В море-океане, на острове Руяне стоит бел-горюч камень Алатырь. А под камнем тем силы злые, несносные. Поднимаю я этот камень, выпускаю я эти силы. Вы набросьтесь на Чура, стража Змеиной горы. Остолбеней, глупый Чур! Застынь и не двигайся! Уймитесь, ветви! Облети, листва! Сучья, замрите! Будь ты деревом, дурной страж, каким был прежде и каким будешь впредь!
Вяз со скрипом застыл. Хватка веток ослабла, Горихвост рухнул наземь, но вместо того, чтобы вскочить и встряхнуться, лишь принялся жадно дышать, ловя полной грудью воздух, смешанный с дымом.
Дерево не подавало признаков жизни. Вурдалак зарычал и тяпнул зубами кряжистое корневище, но оно оказалось таким жестким, что клык едва не сломался.
– Погоди у меня! Я тебе эту болтанку припомню! – пообещал он и юркнул в распахнутые ворота.
Глава 4. Змеиная гора
Лихо-марево! Надо же, как меня уболтало! До сих пор небо перед глазами качается. И земля под ногами ходуном ходит. И рокот такой идет из-под горы – глухой, заунывный, тревожный, словно Великий Лиходей в пекле учит бесов стоять на ушах.
Гора не хотела подпускать к своим тайнам – тропинки на ее склонах вздымались так круто, что Горихвост едва удерживался, чтобы не соскользнуть. Камни под лапами осыпались и катились вниз, увлекая за собой пыльные тучи осколков. Почва вздрагивала и урчала, как голодный желудок.
Дым становился все гуще и гуще, он лез в глаза и заволакивал все вокруг. Сизые клубы донесли знакомый, немного пряный, немного тошнотворный запах копченой конопли – он шел из гущи пыльной завесы, со стороны горного жерла. Горихвост собрался с духом и припустил вперед.
Ох, и не нравится мне это мелкое дрожание земли! Оно будто душу выворачивает наизнанку, так и хочется драпануть прочь, да нельзя – призрак не должен уйти, иначе кто скажет правду о застарелом злодействе? Ведь не дадут мужики мне покоя, пока не узнают, кто на самом деле убил их прежнего барина. А мне не будет покоя, пока не отомщу за деда. И на лица не посмотрю: если простолюдин его мучал – замучаю до смерти простолюдина, а если князь – то и князя. Кому только в голову пришло пытать старого волхва? И зачем? Ведь у него и гроша не было за душой.
Горный склон снова дрогнул. Горихвост покачнулся, поджал хвост и опустил ушки.
Где же призрак? И какая нелегкая понесла его сюда как раз тогда, когда гора задышала?
Черная свитка и свисающий белый колпак мелькнули среди дымных клубов далеко впереди, на кручине горы. Горихвост почувствовал, как вскипает кровь, и жар ударяет в голову. Азарт охоты подстегнул его и погнал вперед. Он понесся ввысь, не обращая внимания на камни, сыплющиеся из-под ног.
Духа в свитке уже не было видно, но раззадоренный волк не мог остановиться. Он напряг силы для решительного броска и взлетел над скалистым гребнем. И вдруг обнаружил, что по ту сторону каменистого зуба расстилается не ровная плешь вершины, как он ожидал, а зияет глубокий провал, крутым склоном скатывающийся в разверстое жерло вулкана.
Подушечки лап скользнули на гладких камнях, которые тут же сдвинулись с места и покатились вниз в волне черной пыли с песком. Эта волна подхватила волка и понесла к бурлящему озеру огненной лавы, пышущей жаром.
Что за адское варево? Как будто Хозяин Пекла задумал сварить похлебку на легион злобных бесов. Раскаленная лава булькала и вскипала. Ее оранжевые потоки казались бы ослепительными, если бы не подгорелая бурая корочка, покрывающая их сверху. Но что самое удивительное – посреди этого варева возвышался гранитный остров. Он торчал, как ни в чем не бывало, в самой середине булькающего жерла. Огненные потоки лизали гранитные обрывы его берегов, но те стояли, не поддаваясь адскому пламени.