Введение в человечность

А.Б.

– Мистика, мля. Чертовщина какая-то...

Я, нет бы помолчать, дать парню передышку, снова полез со своими дурацкими разъяснениями:

– Сервелат, - говорю, - это имя общее. Собирательный образ родового происхождения, если можно так выразиться... Да вы не волнуйтесь, Николай. Если имя вам не нравится, вы ведь можете мне какое-другое присвоить. Ваш я теперь, как говорится, собственный. Хотите, ешьте меня... хотите, путевку в жизнь выдайте...

Но, видимо, речь моя нашего научного работника особо не впечатлила, потому что ответа не последовало. Даже не посмотрел на меня. Точнее, посмотреть-то посмотрел, но, как будто, сквозь меня, словно прозрачным я стал или вовсе невидимым.

А

потом с Николаем начало происходить вообще что-то странное. Сначала он глаза протер, потом за руку себя ущипнул так, что от боли вскрикнул. Не помогли, видимо, данные процедуры. Тогда встал он и нетвердой походкой вышел из комнаты. Я услышал шум текущей воды. Господи, неужели утопиться решил? А я размечтался! Помощничек выискался, колбаса этакий, в устройстве личной жизни.

Слава колбасному богу, ошибся я насчет суицида. Отсутствовал Колюня минут десять всего. Пришел уже без пальто, даже без ботинок. Вообще, можно сказать, обнаженный - в трусах одних, длинных и черных, как паранджа красотки Гюльчатай. Голова его была мокрой, босые ноги шлепали по грязному полу с неприятным чавканьем. Через мгновение Николай стоял у стола.

– Вот, черт, колбаса долбаная, одни неприятности от тебя, - удовольствия в произнесенной фразе, как ни старался, я не уловил.
– Теперь все образцы заново собирать. Эх, елки-моталки, что за жизнь такая пошла?!

– Простите?
– удивился я.

Мне-то казалось, что человек должен обрадоваться такой удаче в виде меня, поэтому я и не понял, какие-такие от вашего покорного слуги неприятности.

На слово это единственное, произнесенное мною в вопросительной интонации Николай среагировал опять неадекватно - от стола в испуге отскочил. А я то думал, что он уже понял мои способности к устной человеческой речи. Ведь обратился же. Пусть, с негативной эмоцией, но лично ко мне. Я, Леша, не знал тогда, что люди имеют особенность с вещами - предметами неодушевленными - говорить. Ругать их, как правило. Ну, хвалить иногда, но гораздо реже. Дурак, короче, был, принимал все за чистую монету. А ты говоришь - искренность. Да с искренностью этой недолго в дурдом загреметь. Боюсь, что и там тебя товарищи по несчастью за идиотика держать будут. Вся наша жизнь, Алексей, игра. Не даром даже песню про такое положение вещей поют. Где ж игра, там, пардон, искренности твоей места быть не может. Извини, но это факт железобетонный.

Ладно, хорош. Вернемся лучше, Леша, к описанию тех событий, если можно так выразиться.

Мне, как ты понимаешь, отскакивать было некуда, да и незачем, между нами говоря, поэтому я продолжал гнуть свою линию. Решил я Николая успокоить. Но как это сделать? Словом? Не думаю. Это только в сказках колбаса говорить может. И то не колбаса, а лягушка какая-нибудь или волшебное полено, на худой конец. Что же делать, думаю? И ответа, представляешь, долго найти не могу. А потом мысль проскочила спасительная и гениальная - я же двигаться могу. С малого приучать надо человека к чуду, а то и впрямь с ума можно тронуться. Повел я, значит, бочком аккуратненько, чтобы не разбить больше ничего. Шевельнулся, изогнулся слегка - пускай думает, что я животное какое-нибудь ползающее. Змея, к примеру. Про змей я тогда, естественно, не знал ничего, но интуитивно чувствовал, что существуют такие твари в мире нашем необъятном. Да, изогнулся, а сам смотрю за реакцией на свое поведение. Ура, есть реакция! Колюня к столу снова приблизился и на меня внимательно так уставился. Что, мол, дальше будет? Слов, однако, не произносит. Наблюдает. Мне б, дураку, еще пару-тройку раз для приличия выгнуться, подготовить его как следует, нет же - черт за язык дернул.

– Ну что, - ехидно спрашиваю, - в первый раз говорящую колбасу видишь? Интересно?

Сказал так, и пожалел моментально, потому что наш научный работник сознание потерял и как стоял, рот разинув, так и рухнул на пол. Теперь-то я его понимаю. Это ж какой стресс человек перенес, ты представь?!

Дальше, конечно, все нормально было, а то бы я, как сам сечешь, с тобой здесь сейчас не сидел. Стойкий народ, все-таки, эти научные работники. Повалялся Николай какое-то время в обмороке, а потом в себя пришел. Куда деваться, не помирать же в одних трусах на грязном полу. Мне тогда страшновато было - а ну, как очнется, схватит меня и в окно вышвырнет от греха подальше. Ничего, пронесло. Интерес, наверное, оказался посильнее страха.

Очнулся, в общем, Колюня, поднялся с пола, кряхтя тяжело, видимо, головой ударился не слабо. Кто ж виноват, что ковра мягкого и пушистого в комнате нет? В общем, на диван уселся, взгляд свой безумный в мою сторону направил и шепчет что-то довольно тихо, так, что я и расслышать-то не могу. А потом, то ли голос потерянный нашелся, то ли страх свой перед неоткрытыми наукой явлениями превозмог, позвал меня.

– Эй, - говорит, - колбаса... Ты взаправду говорящая, или это я тихонечко с ума сошел?

– Взаправду, - отвечаю, - я уникальный в своем колбасьем роде. Сам только сегодня понял.

На этот раз без обмороков обошлось и без истерик психических.

– Ну ладно, - говорит, - коль, взаправду. Чего только на свете не бывает. Кино я недавно смотрел. "Человек-амфибия" называется, так Макарыч говорит, что на реальных фактах основано.

– Человек, - переспрашиваю, - кто?

– Амфибия, - поясняет.
– Это значит, что под водой жить может. Жабры у него плюсом к легким, вот... Как у рыбы... Слушай, колбаса, а ты чем говоришь? Рта-то у тебя я чегой-то не заметил.

– Не знаю, - отвечаю, - самому интересно. Молодой я еще, только сегодня на свет белый, можно сказать, явился. Многое мне еще понять надо, многое узнать... Поможете?

– Попробую... Да, колбаса, видимо не прокопченая ты, не все гены в тебе умерли, а то бы откуда разум-то возник? И не простой разум, а, я бы сказал, философский. Твои рассуждения послушаешь, над жизнью начнешь задумываться... Слушай, а тебя не из человечинки ли сделали? Слышал я от нашего сторожа, что от неугодных КГБ - есть такая зловещая организация - избавляется по-дикому. Говорил, что лагеря и ссылки - это цветочки еще... Может и вправду, философа какого антисоветского на колбасу пустили?

– Не знаю, - говорю я, - возможно. Иначе, откуда я такой взялся? Подумать надо... Извините... э-э...

– Николай. Можешь звать просто Колей. И давай без фамильярностей, на "ты", договорились?

– Ага, просто Коля, очень приятно. А я - просто Сервелат. Я представлялся уже, но ты, наверное, не помнишь.

– Слово "просто" не говори. Обращайся - "Коля". Ладно? А то, "просто Коля" - звучит как-то смешно. Как фантастической в кинокомедии про роботов.

– Хорошо, Коля. Тогда я - Сервелат. Тоже без "просто". Я б себе имя другое взял, но, как ты понимаешь, выбора не было.

– Понимаю. Его, выбора, никогда в серьезных вещах нет... Как жить теперь будем, Сервелат? По-старому уже вряд ли получится, а по-новому я еще не пробовал.
– Николай выглядел растерянным. Видимо, многое в его голове переменилось с тех недавних пор, как он меня встретил.

– Подумать надо, - отвечаю, - такие вопросы быстро не решаются. Я бы, Коля, на твоем месте, смысл в жизни-то поискал, с целью-то определился б. Пора уже. Вот я, например, человеком быть хочу, а смысл вижу в устройстве твоей личной жизни.