Введение в христианское богословие
Шрифт:
"Но представляется правильным ограничить число таинств теми обетованиями Божьими, которые имеют свой видимый знак. Остальные, не связанные со знаками — это только обетования. Следовательно, строго говоря, в Церкви Божьей существует всего 2 таинства — крещение и хлеб. Поскольку лишь в этих двух мы находим богоустановленный знак и обетование прощения грехов".
Покаяние, таким образом, перестало иметь, по мнению Лютера, сакраментальный статус, так как двумя существенными характеристиками таинства представлялись:
1) Слово Божье;
2) внешний знак таинства (например,
Таким образом, единственными двумя таинствами новозаветной Церкви назывались крещение и евхаристия; покаяние, не имеющее внешнего знака, не могло более считаться таинством.
Как и Лютер, Ульрих Цвингли испытывал серьезное беспокойство относительно самого слова "таинство". Он утверждал, что основным значением этого термина является "клятва", и первоначально считал, что таинства крещения и евхаристии (остальные 5 таинств католической церкви отвергались) служат знаками верности Божьей Церкви и Своим милостивым обетованием прощения. Так, в 1523 г. он писал, что слово "таинство" можно было использовать для обозначения тех установлений, которые "Бог учредил, предписал и освятил Словом, которое является столь прочным, как если бы Он произнес об этом клятву". Но позже Цвингли стал рассматривать таинства как обозначения приверженности верующих Церкви, а не обетований Божьих верующим.
В ответ на протестантские подходы к таинствам, Тридентский собор отстаивал позицию выраженную Пьером Ломбаром: "Если кто скажет, что таинства нового закона не были все учреждены Господом нашим Иисусом Христом, или что их существует больше или меньше семи, а именно крещения, конфирмации, евхаристии, покаяния, соборования, священства и брака, или что какое-то одно из них не истинное по сути своей таинство, да будут они осуждены".
С XVI в. эта позиция осталась характерной для римско — католического богословия.
Донатистский спор: действенность таинств
Выше мы уже отметили вопросы, вокруг которых вращался донатистский спор. Один из главных вопросов, имеющий непосредственное отношение к материалу настоящей главы, касался личной достойности или святости человека, который совершает таинства. Донатисты отказывались признать, что traditor, то есть христианский служитель, сотрудничавший с римскими властями во время Диоклетиановых гонений, мог совершать таинства. Соответственно, они утверждали, что крещения, рукоположения и евхаристии, совершаемые подобными служителями недействительны.
Этот взгляд частично основывался на авторитете Киприана Карфагенского. Он утверждал, что истинные таинства не могут существовать вне Церкви. Еретическое крещение, таким образом, недействительно, так как еретики не признают веру Церкви и поэтому находятся вне ее рамок. Какими бы логически неопровержимыми ни были взгляды Киприана, они не учитывали ситуацию, которая возникла в ходе донатистского спора, то есть, положение, когда служители имели ортодоксальную веру, но их личное поведение считалось недостойным их призвания. Могут ли доктринально ортодоксальные, но морально павшие служители совершать
Придавая взглядам Киприана расширенное толкование, донатисты утверждали, что священнодействия можно считать недействительными из-за субъективных несовершенств тех, кто их совершает. Так, донатисты считали, что тех, кто был крещен или рукоположен кафолическими епископами или священниками, не присоединившимися к донатистскому движению, нужно было "перекрестить" или заново рукоположить руками донатистского духовенства. Действенность таинств зависит от личных качеств людей, которые их совершают.
В ответ на это Августин утверждал, что донатисты делают слишком большой акцент на личных качествах человеческого посредника и придают недостаточный вес благодати Иисуса Христа. Несовершенные падшие люди не могут, утверждал он, различать, кто чист, а кто нечист, кто достоин, а кто недостоин. Этот взгляд, полностью соответствующий его пониманию Церкви как "смешанной группы" святых и грешников, утверждает, что действенность таинств основывается не на достоинствах человека их совершающего, а на достоинствах Того, Кто первоначально учредил их. Действенность таинств не зависит от достоинств того, кто их совершает.
Сказав об этом, Августин делает важную оговорку. Следует провести разграничение, утверждает он, между "крещением" и "правом совершать крещение". Хотя крещение является действенным, даже если его совершают еретики и схизматики, это не означает, что право совершать крещение принадлежит всем. Право совершать крещение принадлежит только Церкви, и в 1–ю очередь тем людям, которые были избраны и уполномочены совершать таинства. Христос наделил правом совершать таинства апостолов, а через них их преемников — епископов — духовенство кафолической Церкви.
Возникший богословский вопрос стал ассоциироваться с двумя латинскими фразами, каждая из которых отражает различное понимание оснований действенности таинств.
1. Таинства действенны "ex opere operantis" — "по делам делающего". Здесь действенность таинства считается зависящей от личных качеств священнослужителя.
2. Таинства действенны "ex opere operate" — "по делам соделанным". Здесь действенность таинства считается зависящей от благодати Христовой, которую таинства представляют и передают.
Донатистская позиция соответствует принципу "ex opere operantis", а августинианская позиция — "ex opere operato". Последний взгляд стал нормативным в Западной церкви и был сохранен реформаторами основного течения в XVI в.
Функция таинств
В ходе развития христианского богословия возник целый ряд толкований роли таинств. Ниже мы рассмотрим 4 наиболее значительных взгляда на функции таинств. Следует подчеркнуть, что они не являются взаимоисключающими. Взгляд о том, что таинства передают благодать, например, не противоречит взгляду о том, что таинства уверяют верующих в обетованиях Божьих. Споры шли главным образом о функциях, существенных для на правильного понимания таинств.