Вверх тормашками в наоборот-2
Шрифт:
Но всё это никак не касалось его лично: он один из немногих, в ком сила жила от рождения и не пряталась в потёмках души и тела. Стихай – так звали стихийных магов, чей дар извергался бурно и неконтролируемо. Такие либо быстро сгорали, вспыхнув до небес, либо превращались в злодеев, что тоже рано или поздно приводило к печальному концу.
Ренн застрял посередине. Злодеем он стать бы не смог. Сгореть ему не дали. А может, он сам каким-то чудом сбалансировал на краю. Скорее, Обирайна уберегла от последнего шага. По крайней мере, в это свято верил сэй.
– Ты талант, каких единицы, – однажды признал
После этого признания Ренну перехотелось безрассудствовать и испытывать Обирайну на прочность. Ему хотелось дожить до времён, когда появится внутри что-то более прочное, чем энергия разрушения.
Он был уже близок к цели. Весы уравновесились. Почти. Однако, жизнь не захотела увидеть сильного и степенного мага Ренна – подбросила ему задачку, о которую он чуть не расшибся насмерть. Он удрал, чтобы решить её. Удрал, чтобы никогда не узнать, что из него могло бы получиться однажды.
Ренн не жалел о необдуманном шаге. Делал ошибки, проваливался в безумства, находил новые грани себя, изучал людей. Маги тоже когда-то были ими, но, пройдя точку невозврата, никогда уже не смогли бы слиться с корнями, из которых выросли деревья их душ.
Последний год он провёл в Зоуинмархаге – дурацком городишке, коих, как проказы, много на теле Зеосса. Ренн мог продолжить путь, но застрял, кружил и не находил сил сдвинуться, словно слепец, что потерял ориентир и блуждает по кругу.
Обирайна снова подтолкнула его – и он покорно шагнул. Без сопротивления, не задумываясь. По крайней мере, больше не нужно торчать в ненавистном городе. Вперёд вели его две причины. Каждая – хороша по-своему.
Лишь вдохнув пыль дороги, Ренн понял, как скучал по движению. Но, очутившись в толпе, осознал, что лучше бродить в одиночку: тогда нет причин остро чувствовать свою обособленность. Нет желания хоть на время забыться, стать, как все: сидеть у костра, говорить ни о чём, ловить тепло взглядов. Находясь к людям слишком близко, ощущал себя ещё большим изгоем, чем раньше.
Не выдерживал, срывался, забывая о данном самому себе слове не вмешиваться, молчать, быть сторонним наблюдателем. Понимал, что врёт: никакие клятвы не могли удержать его. Может, поэтому без всяких договорённостей готовил еду на всех: так создавалась иллюзия, что он часть этих людей, незаменимая одна четырнадцатая от целого.
Стычка с Дарой и Гелланом – жалкий повод выпустить пар. Низкое желание разбушеваться. Сдался ему этот кровочмак – он-то впервые увидел полутрупов, удрав с Острова. Просто ещё были живы маги, помнившие ту войну. Это их знания ложились письменами предостережения на неокрепшие и впечатлительные мальчишеские души. Сам он никогда не пытался узнать и понять тайные знаки этой неприязни, хотя всегда стремился заглядывать в суть вещей, ища справедливость.
– Рядом с тобой шесть человек, готовые принять тебя, – сказала Росса.
Не то чтобы он был настолько слеп, что не видел очевидное. Просто не хотел сам сближаться, чтобы не утратить остатки баланса. Ренн пока не понимал, почему так цепляется за собственную обособленность. Может, чтобы не упасть и не разбиться насмерть.
«И почти Алеста», – изрекла хитрая лендра, и он понял, что его раскусили.
Той ночью, засыпая, Ренн принял решение. Ему приходилось уже отступать от правил, вдолбленных в него магами. Он нарушал не единожды собственные принципы. Называл подобные бунты не слабостью, а чутьём. Всё потому, что именно такие крамольные поступки всегда заканчивались чем-то поворотно важным.
Он открыл глаза за час до рассвета. Плотные сумерки пахли прогоревшим костром, морозом и отдавали дыханием со вкусом фруктовой кислинки. Скинул плащ, стянул с плеч рубаху и потянулся, чувствуя, как оживают затёкшие во время сидения мышцы.
У него было время до пробуждения маленькой общины, поэтому, подхватив вёдра, отправился лёгким шагом к горному ключу, который заприметил вчера. Хрустальная струя била прямо из расщелины и падала в небольшое естественное углубление. Осторожно черпал ковшом воду. Наполняя вёдра, старался не поднимать взвесь со дна каменной чаши. Затем умылся и скривился: лицо онемело от ледяной воды. Изнежился, стихай, забыл, как спорил с океаном.
Сбросив оставшуюся одежду, вылил на голову ковш, затем второй. Почувствовал, как перехватило дыхание, как одеревенели мышцы, но несколько простых упражнений помогли справиться с холодом. И когда первый луч вырвался на волю, тело его горело, плавилось от внутреннего жара и энергии. К фургонам возвращался успокоенный, словно чистый источник вымыл из души муть и горечь последних лет.
По пути встретил Дару и Россу. Поздоровался и улыбнулся. Увидел, как потеплели от одобрения глаза лендры, как засветилась ответной улыбкой Небесная. В груди щекоткой ёкнуло сердце. Не держит зла за вчерашнее. Позади, в нескольких шагах, тенью за Дарой и Россой следует Геллан. Ренн поймал его напряжённый взгляд и понял, прочитал в глазах стакера то, о чём, возможно, тот и сам не догадывался.
– Я прошу прощения за вчерашнее, – сказал твёрдо, не давая себе увильнуть или сделать вид, что ничего не произошло.
Геллан кивнул:
– Мы оба погорячились.
Две утренние встречи сказали: всё проще. Намного проще, чем кажется. Как там говорила Росса? «Страшно выйти из своей пещеры?». Пока темно, страх рисует монстров, но стоит взойти солнцу, как оказывается, что самое уродливое чудовище – ты сам.
Весь день Ренн думал об этом. Думал, когда плечом к плечу с Саем и Вугом вытягивал повозку, что угодила колесом в расщелину. Размышлял, когда помогал Иранне лечить раненую ногу охромевшей лошади. Крутил в голове слова, когда ловил Алестин взгляд. А вечером прорицательница сама присела рядом.
Осторожно брала миску с едой из его рук и молчала. Ела и очаровательно краснела, пряча глаза. А он понимал, что смотрит на неё и не может оторвать взгляд. Видит, как оказывает Алесте знаки внимания Раграсс, и хочет открутить ему голову. И чем дальше, тем сильнее.
– Дыши глубже, мальчик, – сверкает белозубо Росса и легко похлопывает его по напряженному мускулу. – Никто же не запрещает и тебе общаться. Как все.
Он выдыхает и понимает: так и есть, только он не привык, а потому легче снова заползти в свою пещеру, накинуть капюшон на голову и погрузиться в собственные кошмары.