Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
Бой стихает. Всё почти кончено. Геллан знает: они победили. Только мысль о исчезнувшем Тёмном не даёт покоя. Его поднимают Сандр и Ренн. Рядом Айбин хмурит недовольно брови: кровочмак чувствует его кровь и понимает: Геллан надолго выбыл из строя. В нем нет силы, что выпита до дна, вложена в тот мощный выброс, который не достиг цели.
А потом они находят его – Тёмного. Тело лежит, распластавшись по тверди, как распятая тварь. Раскиданы в стороны руки и ноги. На лице – застывшее удивление. А в груди – рукоять розового стило Дары.
– Второй вкус крови, – бормочет
Небесная плетётся нехотя. Она знает, что нужно сделать. Зажмурившись, девчонка крепко сжимает стило в руке и одним рывком вытягивает стило. Она прячет оружие в складках плаща. Не вытирает, не смотрит, лишь содрогается всем телом.
– Нужно уходить, – беспокоится Росса. – Пока главный монстр не вернулся.
Геллан видит, как раздувает ноздри Лерран. В его взгляде скользит что-то опасное и тёмное, как дно заброшенного глубокого колодца. Но что означает его странная мимика и чем она вызвана, спросить не успевает: его чуткий слух улавливает размеренный хриплый вой. Сорванный и жуткий. Отчаянный и призывный.
Челия
Она слышала звуки боя и знала: это её шанс. Может быть, последний. Единственный шанс выбраться, избавиться от плена, вырваться из оков. Пока лязгают клинки и льётся кровь, бесполезно надрываться. Нужно ждать. Ждать Челия умела. Только сил оставалось совсем мало.
Она чутко, как животное, до которого ей осталось всего лишь шаг сделать, уловила мгновение тишины. И тогда завыла. Громко, насколько хватало голоса. Срывая связки, кричала и подвывала, чтобы её услышали, не прошли мимо, не бросили, не оставили гнить заживо.
Она не перестала выть даже тогда, когда в её замаскированную тюрьму заглянуло чудовище. Так показалось ей в полутьме. Если оно пришло сожрать её, пусть это случится сейчас. Пусть всё закончится. Лучше умереть, чем влачить никчемную жизнь.
– Она здесь, – глубокий бархатный голос заполонил пространство и странно успокоил. – Пленница.
– Магические оковы, – произнёс златоволосый, прикоснувшись к её путам. И только тогда она замолчала. Рухнула в изнеможении на каменный пол, но сознание не покинуло её – витало рядом серой тучкой, отчего всё остальное казалось ей какой-то нереальной картиной, за которой она наблюдает со стороны.
– Давай я, – потеснил златоволосого красавца высокий мужчина. Обруч на челе. Маг. Челия посмотрела в его глаза и сжалась. Хотела кричать снова, но только хрип вырывался из сорванного горла. – Не бойся. Я не причиню тебе вреда.
Мягкость. Невероятная доброта окутывала её со всех сторон, как пушистое одеяло – непозволительная роскошь из очень далёкого прошлого.
Незнакомый маг легко касался её оков, будто ощупывал и думал. Искал и пытался понять. Она так и не поняла, в какой момент оказалась свободна. Хотела подняться на ноги и не смогла. Слишком долго её держала магическая цепь. Слишком долго не было возможности нормально двигаться.
– Забираем её и уходим, – вьётся спиралью тревожный женский голос.
Кто-то сильный берёт её на
В фургоне её принимают женские руки.
– Спасибо, Раграсс, дальше мы сами.
И только когда парусиновый домик начинает мерно покачиваться, Челия чувствует, как становится легче дышать. И, видимо, Небеса, сжалившись, дарят ей забвение – беспамятство, в которое так приятно скользнуть и ничего не чувствовать.
Она пришла в себя под вечер. Её разбитое тело обмыли, грязную одежду сменили на мягкое платье. Спутанные волосы расчесали и аккуратно выстригли колтуны.
Слабая и почти беспомощная, Челия смотрела на незнакомые лица, и ей хотелось плакать от счастья, но слёзы не пришли и в этот раз.2fb7c1
– Очнулась, – радостно прошептала бледная девочка с такими синими глазами, что в них можно утонуть, как в глубоких водах.
Челия попыталась сесть, и ей помогли. Приподняли и подсунули подушку под спину.
– Потерпи немного, – попросила зеленоглазая лендра, – скоро будет остановка, и мы покормим тебя.
Челия кивнула. Боялась произнести хоть слово. Боялась, что всё это – сон, не более, игра больного мозга. Боялась очнуться и оказаться снова в заточении. Но фургон покачивался, слышались голоса. Никуда не девались женщины рядом. Любопытные взгляды. Никто не пытался спрашивать, что случилось с ней. Никто не приставал и не тревожил. Они беспокоились. Переживали. За неё – незнакомую бывшую пленницу. Челия чувствовала их расположение. Участие. Доброту.
К костру её, закутанную в тёплое меховое одеяло, вынесли на руках. Усадили поближе. Огонь, словно принюхиваясь, потянулся к ней и отпрянул в сторону. Челия засмеялась. Хрипло и надорвано звучал её голос в полутьме. Пугающе и безумно. Но никого не испугал. Лишь глаза спасителей следили за ней.
– Справишься сама или тебе помочь? – всё та же лендра рядом. Протягивает глубокую миску с варевом. Восхитительный запах касается её обоняния, и Челия протягивает худые руки.
– Попробую сама, – голос её похож на карканье птицы, но никого это не смущает. Пальцы у Челии трясутся, но миску она удерживает. Стоит большого труда не накинуться на еду сразу, не лакать, как пёсоглав, не пить бульон через край. Она неловко берёт ложку. Так, словно давно забыла, как это – есть из посуды. Так оно и есть по сути, но руки помнят. Она сама не забыла.
– Здесь немного, но не торопись, – просит её лендра, – тебе нельзя сейчас, а то заболеешь. Но еды хватит, не бойся. Позже, по чуть-чуть, будет ещё. И Челия, зачерпнув золотистой жижи, делает первый глоток. Она не спешит, хотя трясутся и руки, и оголодавшее тело. Она умеет контролировать себя даже сейчас, когда стала похожа на тень.
Ей никто не мешает. Она с упоением грызёт сухарь, наслаждаясь каждой крошкой, каждой ложкой горячего супа. Когда еда заканчивается, Челия с сожалением расстаётся с миской. Но измученный голодом желудок полон. Так, что трудно дышать. Внутри горячо и сыто.