Вверх тормашками в наоборот-3
Шрифт:
– Да. Это просто. У меня в голове молния сверкнула. Это не я, Иранна подсказала правильный ответ.
Геллан понимает: от её откровений что-то изменится. Раскроется. Станет яснее. Будто после тумана проглянет солнце. Именно поэтому он не может сказать ни слова, ждёт.
– Это так очевидно. На поверхности, понимаешь? Мы все разные – вот в чём секрет.
Геллан мягко улыбается.
– Это даже не головоломка, а простой закон природы. Нет похожих людей.
– Нет-нет! – перебивает она его, торопясь высказать свои мысли и пытаясь подобрать верные слова. – Я чуть-чуть о другом. Посмотри: на Зеоссе так много различных рас. Кто-то вполне
Геллан выпрямился. Он вдруг понял, что сжимает Дарины руки до боли, но она и не замечает этого. Её глаза – очень близко. Живые, горячие, настоящие. В них блестят не звёзды, а слёзы. Потому что иномирная девочка сопереживает этой чужой для неё тверди.
– Ты хочешь сказать…
– Да-да, я об этом и говорю! Посмотри: люди, маги, мохнатки, деревуны, кровочмаки – рядом. Расы, что без конца соперничали за господство или превосходство. И дальше: муйба, лендра, вечная дева-предсказательница, которых по пальцам пересчитать. Инда – повелительница стихий, не похожая ни на кого. Последний мшист, воительница Ферайя, Челия – соединяющая миры. Уникальные, брошенные на вымирание. Стакеры и философы. А ещё – лишенная дара Пиррия – изгой. Птица финист. Искалеченная Юла. Потерявшая память Кудряна. Злодей Лерран, который не совсем уж и страшен. Проводник Леванна Джи. Бесподобная Нотта – единственная, кинувшая вызов косным устоям и победившая тех, кто в неё не верил. И я – чужая, но тоже в своём роде уникальная. Понимаешь? Всё не просто так. А для чего-то. Знать бы – для чего… Вряд ли горстка уникумов способна что-то изменить.
Как просто. Истина рядом. И она ложится на душу согревающим ровным теплом.
Геллан обнимает Дару за плечи. Чувствует её дрожь.
– Скоро. Скоро, Дара, – говорит он правду. – Скоро всё станет ясным. И, может, именно поэтому ты здесь: чтобы понять и увидеть то, на что смотрят все, но проходят мимо. Давай спать. На рассвете у нас начинается новый день.
Дара
Как только порозовело небо, Иста повела нас на пустырь, что раскинулся неподалёку от замка.
– Я иногда прихожу сюда поразмышлять, – улыбается сайна, – и часто на этом месте посещают меня откровения, рождаются гениальные мысли. А сегодня наконец-то свершится маленькое чудо, в котором нет ни магии, ни силы. Творение рук моих поможет тому, кто примет его с благодарностью.
Я ничего не соображаю толком. У меня кружится голова. Её слова проходят сквозь меня, как лёгкий туман. Я силюсь понять, вникнуть в смысл, и не могу сосредоточиться.
– Ты же изобретательница, – то ли спрашиваю, то ли утверждаю. Ловлю её кивок и продолжаю допытываться: – Изобретатели всегда создавали что-то новое. Совершали прорывы в науках, меняли мир, приносили пользу. Их всегда вспоминают с благодарностью. Особенно, если изобретения делают жизнь человека лучше.
– На Зеоссе всё не так, – качает Иста головой. – Здесь не привыкли работать руками. Незачем. Слишком много разлитой в воздухе силы. Она как бесконечное море. Но, бывает, и моря исчезают, стираются с лица тверди. И, может, как в далёком прошлом,
Она раскрывает ладонь и показывает мне искусственный сустав. Это он – нет сомнений. Блестит и переливается тусклым металлическим светом.
– Хватит болтать, – ворчит Росса, останавливаясь посреди пустыря.
Ровное странное место. Земля здесь бурого цвета, словно впитавшая в себя кровь или слишком много пламени.
Я бы подумала, что пустырь сотворили человеческие руки, но понимаю: вряд ли. То тут, то там лежат острые камни. Маленькие и большие. Некоторые – огромные. Такие руками не притянешь. А так – абсолютная пустота. Нет ни травы, ни клочков грязного снега. Нет мусора и кустиков. И эта пустота вызывает настороженность и дискомфорт.
Росса словно принюхивается к воздуху – крутит головой на разные стороны, притопывает ногой.
– Не бойся, – Геллан сжимает мою руку, а я молчу, не в силах глотнуть ком в горле. Тревожусь. Слишком свежи ещё воспоминания о дне, когда Росса чинила крыло в первый раз.
Сейчас очень похоже, но по-другому. Наши руки сплетены пальцами. И я не вижу ничего, только глаза Геллана, что смотрят на меня открыто и с любовью. Как можно много сказать взглядом. Без слов.
– Они светятся, – откуда-то издалека доносится голос Исты.
– Светятся…
– Светятся…
– Светятся… – дробится на разные лады воздух и накрывает нас ласковой теплотой. Окутывает со всех сторон, убаюкивает.
Мир похож на огромную колыбель, в которой для всех есть место.
Мир поёт тихую песню, которую слышит всё живое.
У мира есть сердце. А в сердце – любовь, которой хватит на всех. 7c0301
Я вижу. Чувствую. Слышу. Понимаю. И свет пронзает меня насквозь.
От этой нестерпимой яркости легко дышится. И не хочется размыкать объятий, терять единение, приходить в себя. Хочется созерцать, наблюдать и быть очень мудрой, не похожей на себя…
– Всё, всё, – похлопывает Росса меня по плечу. – Мы сделали это! – в глазах лендры такая гордость, будто она совершила подвиг, а не просто Геллану крыло починила. Хотя это и есть подвиг: совершить то, чего до нас ещё никто не делал.
Геллан встаёт с колен. Крыло его плотно перебинтовано и неподвижно.
В глазах Исты и Россы – чистота, словно кто омыл их тем самым светом, который я видела и чувствовала, которым полна по самую макушку.
У меня ощущение, что я связана сейчас со всем живым и неживым в этом мире. Что даже неподвижные камни – тёплые и отзываются, показывают свою суть. Птицы, звери, растения, люди и нелюди купаются в моём внутреннем свете и живут, дышат, отвечают и…
Небо меняет цвет, становится пронзительно синим – ярким, как огромная лампа. Будто и не небо над головой, а замершее на миг море, что вот сейчас упадёт, обрушится, придавит волнами, накроет, высосав весь воздух.
И как отголоски недавних ощущений, земля под ногами вздрагивает, покрывается трещинами-морщинами и начинает покачиваться.
Глава 48. Поединок
Лимм
Ему было не до пленников. Он чувствовал: они дождутся. И Геллан сдастся, уступит, примет его сторону. Внутренняя уверенность росла, ширилась, вырывалась наружу, и он не очень-то себя контролировал: когда сила растёт, кажется, что всемогущество становится неотъемлемой частью твоей сути.