Вверх тормашками в наоборот
Шрифт:
— Давай уже, открывай глаза. Раны начали затягиваться. Ты ж не барышня, чтобы валяться в обмороке полдня.
— Не уверен, что хочу открывать глаза, — пробормотал он.
— Ну и ладно, валяйся с закрытыми глазами, только не шевелись пока, — милостиво разрешила я.
Глаза он всё же открыл и посмотрел на меня пристально. Я во все гляделки честно смотрела ему прямо в очи. Ну да, ему важно было знать, не ворочу ли я нос от него, не противно ли мне…
Скажу честно: радости или восхищения я не испытывала. И, может, он не зря так вглядывался в мои честные глазки…
— Алягер ком алягер, — брякнула я, всплывшую откуда-то фразу из "Трёх мушкетёров". — Как говорят французы: "На войне как на войне". Я никогда не была на поле боя и никогда не лечила раны, но всё когда-то случается впервые. Не очень приятно, но терпимо.
— Спасибо. — голос его звучал глухо, видать, не так просто смотреть и ждать пинка. По-моему, он перевел дух, но сказать об этом со стопроцентной убеждённостью я не могла.
— А за что ты благодаришь-то? Это я должна благодарить тебя и просить прощения за своё дурацкое поведение. Если бы я не полезла к мохнаткам, ничего не случилось бы.
— Случается только то, что должно случиться. Всё позади. Не надо ругать себя.
— Ладно, проехали, — вздохнула я. — А теперь ответь честно: на кой хрен тебе крылья, если ты их бинтуешь, как стыдливая дева — неожиданно выросшую грудь?..
Глава 12. Тайны Верхолётного замка. Геллан
Он неловко поднялся и присел на округлую ступень. Мимеи прилипли намертво к ранам, он чувствовал, как постепенно соединяются, срастаясь, ткани. Кто бы подумал, что бесполезные кочующие кусты способны на такое…
— Ты позволишь?.. — спросил он у Дары и тут же начал стягивать со здорового плеча остатки одежды. Даже если она не позволила, он сделал бы это. К Шаракану всё. Он должен вдохнуть полной грудью.
Здоровое крыло вырвалось на волю и затрепетало на ветру. Тонкая кожа поймала лучи солнца и согрелась, задрожала от удовольствия. Изуродованному крылу не распрямиться, конечно, а новые раны от когтей Вуга принесут много хлопот, но пока он не хотел думать об этом: наслаждался моментом.
— Теперь ты знаешь, почему я выродок. — сказал он просто, как будто чашу воды выпил. Без эмоций, надрыва или горечи. Все страсти отгоревались давно.
— Из-за крыльев? Я думала… — Дара испуганно прикусила язык, но он понял, чего она не сказала.
— Ты думала, из-за лица? Я бы тогда сказал, что урод. Хотя это и так очевидно. Выродок — нечто другое.
— Зачем ты так?.. — кажется, девчонка огорчилась. — По-моему, ты ищешь способы страдать. Но хочешь показать, что уже ко всему привык.
— Я и привык.
— Если бы привык, то не прятал крылья, а показывал бы их, как и лицо.
— Лицо я тоже прячу. Но не живу иллюзиями.
— Ты живешь в плену самого себя, Геллан. Они завидуют тебе, потому что у них нет крыльев. Завидуют, ненавидят, издеваются. Как издевались бы и ненавидели всё, чего не понимают.
— Ты не знаешь, о чём говоришь.
Дара посмотрела на солнце, смешно сморщила нос и чихнула.
— Знаю. У меня нет крыльев, но я бы хотела… летать. Это здорово. И не всем дано.
— Мне всё равно уже не взлететь. — он пошевелил искалеченным крылом.
— Кто знает? — возразила Дара. — Интересно, Ви летает?
— У нас разные крылья, если ты об этом. — Геллан улыбнулся. — Я не мохнатка и даже не полукровка. Они превращаются время от времени, особенно когда пугаются, чувствуют опасность… Я не уверен, могут ли делать это специально. Если ты заметила, преображаются они только до половины: нижняя часть тела остается человеческой. Хотя легенды говорят, что когда-то мохнатки преображались полностью. У меня же крылья не исчезают. Всё время со мной, с момента моего рождения. Какая-то аномалия.
— Или наследственность.
— У мамы не было крыльев. А отца я своего не знаю.
— А что говорят ваши легенды о крылатых людях?
— Ничего не говорят. Здесь нет крылатых людей.
— Значит ты уникален, а не то идиотское слово, которым величаешь себя. — Дара засопела и сердито свела брови. — Ладно, поговорим об этом позже. Ты лучше скажи, как твой чокнутый замок открывается.
Геллан рассмеялся. Крылья весело захлопали в такт смеху.
— Он не пустил тебя, да?
— Что смешного-то? А если ты не сможешь крикнуть "вход"? Так и околеешь на его пороге?
Геллан схватился за бок: раны затягивались, но ещё болели.
— Вообще-то голос или слова для него не так много значат. Он больше реагирует на энергетические вибрации, тепловое излучение глаз, и распознаёт "своих" и "чужих". А ты, наверное, пыталась колотить руками или ногами. Ему это не понравилось.
— Угу. Я еще и обзывалась. Обидела, видать.
Геллан осторожно поднялся на ноги, поманил Дару левой рукой. Она встала рядом. Через минуту дверь бесшумно растворилась.
— Офигеть. Надеюсь, в следующий раз ты узнаешь меня, а не то я найду способ тебя взорвать. И полетишь ты фейерверком в звёздное небо. — Дара пригрозила входу кулаком. — А если, к примеру, кто-то прикинется тебе другом, а на самом деле — враг?..
— Другу, который не друг, вначале нужно будет преодолеть замковую стену. Или хотя бы добраться до неё. Ты ночью не могла разглядеть некоторые особенности этого места. Но ещё увидишь. Да и внутри не так всё просто. Пойдём.
Они вновь очутились в комнате с камином.
— Подожди меня здесь, — попросил Геллан и исчез в одном из коридоров.
Дара присела на краешек дивана. Хотелось вымыться и напялить чистый сарафан, от которого она отказалась утром. Слишком много событий для такого короткого промежутка времени…