Ввысь
Шрифт:
— И вижу их, Кобб, — добавил отец. — Так же, как уже видел сегодня. Просвет в поясе обломков. Я могу проскочить.
— Охотник! — рявкнула Железнобокая. — Оставаться в строю.
— Джуди, я могу проскочить. Я должен попробовать. Должен увидеть. — Он помолчал и добавил тише: — Я слышу звезды.
На короткое время на линии повисла тишина. Потом заговорила Железнобокая:
— Лети, я тебе доверяю.
Звук оборвался.
— После этого ваш отец поднялся вверх, за пояс обломков, — сказал М-Бот. — Датчики не записали, что там
— Он что-нибудь говорил?
— Есть один маленький кусочек. Полагаю, хотите его послушать?
Я не хотела. Но выбора не было. По лицу ручьями бежали слезы. М-Бот включил запись: общий канал, множество голосов в хаосе боя. Я отчетливо уловила, как Кобб кричит отцу:
— Почему? Почему, Охотник?
Потом, почти неразличимый в общем гуле переговоров, голос отца. Тихий. Скорбный.
— Я тебя убью. Всех вас убью.
В пещере снова стало тихо.
— Это единственный раз, когда он говорит после возвращения, больше я ничего не нашел, — сказал М-Бот.
Я покачала головой, пытаясь разобраться.
— Почему АОН не предала это огласке? Они без проблем заклеймили его трусом. Зачем прятать правду, если она еще хуже, чем ложь?
— Могу предположить, — произнес М-Бот. — Но, боюсь, без дополнительной информации это будут всего лишь догадки.
Вскочив на ноги, я забралась в кабину, нажала на кнопку «Закрыть» и выключила огни.
— Спенса?
Я свернулась калачиком.
И осталась лежать.
40
После того как я узнала об отцовской измене, внутри будто кровоточила рана. На следующий день я еле встала с постели. Если бы у нас были занятия, я бы их пропустила.
Настроение подействовало на желудок, мне было плохо — тошнота, слабость. Надо было поесть, и я в конце концов впихнула в себя несколько безвкусных пещерных грибов.
Риг тихо вкалывал, запаивая и прикручивая провода. Он хорошо меня знал и понимал, что, когда мне нездоровится, лучше меня не трогать. Я терпеть не могла показываться больной на людях.
Я сомневалась, стоит ли вываливать на него мои новости и хочется ли мне вообще обсуждать все это с кем бы то ни было. А если ничего не говорить, то можно притвориться, что так и не узнала правду. Может, получится сделать вид, что отец не совершал эти ужасные вещи.
Тем вечером М-Бот испробовал множество способов поднять мне настроение. Все они были странные, он явно прошелся по списку методов эмоциональной поддержки. Я не обращала на него внимания и каким-то чудом сумела заснуть.
На следующее утро мне немного полегчало, но эмоциональное состояние оставляло желать лучшего. М-Бот не разговаривал со мной, пока я свежевала крыс, а когда спросила, в чем дело, сказал:
— Некоторым людям нужно побыть наедине со своим горем. Я два дня не буду с вами разговаривать и посмотрю, поможет ли это.
Некоторое время я просто… существовала или типа того. Жила под тяжестью грозной, зловещей правды. Железнобокая и Кобб лгали об отце, но лгали, чтобы его преступление казалось не таким страшным. Они защищали мою семью. Если со мной так обращались, когда я была дочерью труса, что случилось бы с дочерью предателя?
Внезапно все действия Железнобокой по отношению ко мне обрели смысл. Отец убил нескольких товарищей по звену. Собственных друзей. Неудивительно, что она меня ненавидит. Поразительно, что Кобб не испытывает того же.
Прошло еще четыре тяжелых дня. Я изредка охотилась, но в основном потихоньку помогала Ригу с ускорителем. Он пару раз заводил разговор о том, что со мной происходит, и я едва ему не рассказала. Однако в последний момент почему-то смолчала. Этой правдой делиться не хотелось. Даже с ним.
Наконец на следующее утро мне пришлось принимать решение. Наш больничный закончился. Вернуться? Смогу ли я посмотреть Коббу в глаза? Смогу ли вести себя как самовольная девчонка и плеваться на сапоги адмирала, зная правду?
Смогу ли жить и летать с этим позором?
Как выяснилось, да.
Я не могла не летать.
Я пришла в класс в 6:30, раньше всех. Впрочем, нас осталось всего четверо.
Похоже, пока мы восстанавливались на больничном, учебные кабины решили отремонтировать. Рабочих не видно, но подушки сидений отсутствовали, а в кабине Йоргена был открыт боковой щиток, и из него торчали провода.
Дверь распахнулась, и на пороге появилась ФМ в безупречно чистом комбинезоне и новых ботинках. Следом вошел Артуро, болтая с ней об игре, на которую они ходили прошлым вечером. У меня сложилось впечатление, что Недду нравится ФМ, так как он раздобыл им билеты.
— Привет, — поздоровалась она.
ФМ обняла меня и похлопала по плечу, а значит, горе все еще явственно читалось на моем лице. Вот вам и повадки сильного воина.
Кобб толкнул дверь, с отсутствующим видом цедя обжигающий кофе и просматривая отчеты. С ним в своей обычной авторитетной манере зашел Йорген.
Погодите. Когда это он стал казаться мне «авторитетным»?
— Кобб, — Артуро указал на кабину, — их что, никто не предупредил, что наш больничный кончается? Как мы будем тренироваться?
— Тренировки в симуляции для вас практически окончены. — Кобб проковылял мимо, даже не подняв головы. — До вашего выпуска осталось пять недель. С сегодняшнего дня вы будете проводить большую часть времени в настоящих кораблях. По утрам будем встречаться на стартовой площадке.
— Отлично, — произнесла я с энтузиазмом, которого не чувствовала.
Кобб кивнул на дверь, и мы поспешили прочь из класса. В коридоре со мной поравнялся Артуро.
— Я бы хотел быть больше похожим на тебя, Штопор, — сказал он.