Вы хотели войны? Вы ее получите!
Шрифт:
– Во, блин, точно! – Эда передернуло от коротенького счастья. – Как не доперли!
Он бросился к питающим проводам, резанул ржавыми, но надежными, еще при социализме выпущенными ножницами. Брызнули искры, как полагается, слегка шибануло током.
Доска дернулась и замерла. Иван надеялся, что это случится раньше. Оставалось полтора этажа.
Злодеи выглянули, два хищных клюва склонились вниз. Родин узнал обоих, и Холеного тоже, несмотря на приклеенную растительность.
– Старые знакомые... Хотели размазать меня по асфальту...
Убедившись,
Иван вскочил на скамейку, ему надо было подняться вверх по стальному тросу чуть меньше двух метров, чтобы дотянуться уже не до крыши, а хотя бы до окна, выходящего на лестничную клетку.
Эд с яростью палача-недоучки принялся за стальной трос. Но топор подстать Эдисону был хиловат, трос держал удары, будто понимал всю меру своей ответственности за жизнь своего напарника.
Холеный прилип к бордюру, ежесекундно оглядываясь на рубщика, смотрел, как из всех сил карабкается по тросу Иван. Вальтер уже все просчитал: как только альпинист коснется своими лапами бордюра, сразу получит по черепу топором. А лучше сначала по пальцам.
– Ну, давай, ползи, ползи. Твой дружок уже превратился в бутерброд. А тебя мы в «бигмак» засунем с плоским Ванькой... – Холеный зыркнул на Эда. – Ну, чего возишься, нобелевский лауреат?
Иван, не глядя вниз, продолжал упорно карабкаться, и даже в крепких строительные перчатках с рифленой поверхностью трос проскальзывал в руках. Иного выбора у Ивана не было.
Холеный подпрыгивал от нетерпения, глядя то на жалкие тюканья топором, то на неумолимо подымающегося Ивана. Ему нужен был лишь вариант с «лопнувшим» тросом. И Тарзан рухнет вниз. Нет ничего прекраснее полета на доске-сидушке. И начхать на все милицейские экспертизы.
– Ну, давай, давай же... Зубами грызи, болван!
Эд разогнулся и вдруг замахнулся топором, прямо перед носом Холеного. Тот едва успел отпрянуть.
– Ты, что, идиот, совсем спятил!?
Эд не ответил, снова принялся долбить.
Именно эта мимолетная вспышка ярости спасла Ивана: ему удалось дотянуться до окна, выходящего на лестничную клетку, он тут же встал на карниз. И самое время. Потому что Холеный вырвал топор из рук Эда и двумя ударами разрубил трос, который, вжикнув, в долю секунды исчез.
– Вот так вот!
Холеный передернулся от удовольствия.
– Даже не пискнул! – оценил Эд.
Не забыв натянуть бейсболки на носы, свесились смотреть на без звука свалившего Ивана – «котлету для бигмака».
– Видишь его? – обеспокоенно спросил Холеный.
Эд откинул мешавшие волосы, прищурился.
– Нет... только доску его.
– Черт... Может быть, собаки утащили? – У Холеного вытянулся подбородок.
– Ага, летающие собаки, – удрученно отозвался Эд. – В натуре, куда он подевался? Может, летит еще?
– Ага, на Канары! – голос Холеного дрогнул, он тревожно оглянулся. – Давай, линяем отсюда. Столько шуму наделали. Сейчас сюда туча ментов понабежит.
Они быстро скинули куртки с надписями и штаны, рассовали по чемоданчикам. Под спецовками была обычная одежда по сезону: джинсы и рубашки. И тут же бросились вниз, к лифту.
А Иван, еле удерживаясь на карнизе, пытался пролезть в полуоткрытое пластиковое окно. Он нередко выполнял просьбы жильцов открыть окна изнутри, не нарушая целостности стеклопакета. Восторженные хозяева потом просили показать, в чем фокус, но Родин, как всегда, отшучивался: «мол, сам не знаю, как это получилось». А сейчас у него никак не получалось. Потому как, чтобы отворить полностью чертово окно, ему надо было сделать шаг назад, то есть ступить на воздух...
Его, конечно, вскоре заметили. Бесчувственная толпа, собравшаяся у бесчувственного тела, переключила свое внимание на фигурку на последнем этаже, ковыряющуюся за окном. Утомленные сотрудники правопорядка оторвали глаза от несчастного Василия. Узбеки и таджики, приостановив самовольно отделочные работы, опустили на землю мешки с цементом, замерли в руках мастерки и безустанные метлы с зелеными «волосами». Они тоже имели человеческое право хоть на какое-то пустячное развлечение. И мамаши с младенцами в колясках не торопились покидать страшное место с мертвецом, рассудив, что потом могут пожалеть, не увидев, чем закончились попытки одинокого мужчины залезть в окно.
Среди прочих граждан, остановившихся бесплатно поглазеть на смертельный номер, который отчебучивал на высоте Ваня Родин, были и двое местных бездельников: скелетообразный пацан в шортах и майке с черепами и коротышка с капюшоном на голове, который носил в любую погоду, скрывая лопоухость. К обеду, как правило, они заканчивали работу на ближайшей стройке – вывоз мусора, большее им не доверяли. Потом коллеги, как всегда, шли на пиво. Оттягивались пенным напитком в «парке скульптур» – «Музеоне», примыкавшем к набережной с гигантской скульптурой Петра на островке, кстати, самой высокой в мире, выше Родины-Матери в Волгограде, американской статуи Свободы, Христа-Искупителя в Рио-де-Жанейро и прочих. Императору, по большому счету, и дела не было до этого «Музеона» и его «небожителей»: Дзержинского с Лубянки, Горького с Тверской и, бог знает, откуда Ленина, Сталина, Брежнева и прочей компании. Петр смотрел совсем не на своих преемников, а куда-то в сторону Крымского моста, замышляя викториина Юге, которые выпали уже на долю Екатерины.
...Друганы, купив по банке пива в вагончике на Полянском переулке, привычно поперлись в «Музеон», не зная о нововведении: теперь за удовольствие поглазеть на многочисленных скрюченных уродов, словно переживших Хиросиму (они-то и преобладали в парке), сдирали в кассе целых двадцать рублей. Считай, цена пива и получалась. И на фиг такая культура нужна была.
– А он не свалится? – отхлебнув из банки, заметил скелет с могильной символикой.
– Не, брателло, не свалится, – с видом знатока заверил коротышка в ветровке. И, приложившись к пиву, разъяснил: – Он – эквилибрист.