Вы хотели войны? Вы ее получите!
Шрифт:
А Родин рассказал притчу:
– Цыганам все подают, но их никто не любит. Евреи сами все достают, и их никто не любит. Грузинам ничего не нужно, у них все само растет, их тем более никто не любит. Русские всем подают, и их за это никто не любит.
А золото оставляем на дальнюю дорогу и казенный дом
Поздним вечером группа в полном составе на двух джипах подъехала к дому Ляли – «матери Героина».
– Что никакого шума и насилия, – предупредил Иван. – «Анти-крик» взяли?
– Взяли. Пять катушек, – Корытов вытащил из сумки и показал катушку скотча.
Родин, а вслед за ним вся группа, надели черные маски и перчатки. По приставным лестницам преодолели забор, открыли ворота, и как только машины въехали во двор, вновь их закрыли.
Но неожиданным препятствием стала мощная стальная дверь.
Корытов, побарабанив, крикнул:
– Откройте, милиция!
В доме зажегся и тут же погас свет.
Чтоб проникнуть в дом из десятков известных способов Родин избрал самый гуманный и не шумный. По его знаку к решетке на окне прицепили трос с крюком. Короткий рывок джипа, и решетка полетела вниз, «спепцназы запаса» вышибли стекло, влезли в окно.
Дом Ляли был чуть поменьше, чем у «барона», все то же типовое убранство: ковры на полах и стенах, вазы, хрусталь на потолке и в шкафах. В доме находились двое мужчин, которых тут же связали и уложили на пол. Потом из дальних комнат на свет божий вытащили двух бесформенных нечесаных толстух. А визг и крик они подняли, что у ребят потемнело в глазах и в ушах заложило.
Иван разозлился:
– Где «анти-крик»? Я же предупреждал!
Но не тут-то было. Завидев катушки со скотчем, женщины все поняли, как дикие кошки, стали вырываться, кусаться, царапаться, при этом успевая обкладывать ребят махровым трехэтажным матом.
Когда цыганок, наконец, запеленали, истратив на каждую по две катушки липкой ленты, они умолкли.
– Это ты – Ляля? – спросил Родин у одной из связанных толстух.
– Я – Соня, – раздраженно ответила женщина.
– Значит, ты? – вперил палец Родин во вторую.
– Ну, я...
– Мать Героина... Ну, здравствуй, давно хотел познакомиться.
– Какая я тебе «мать героина», – заверещала Ляля – иных диапазонов в ее голосе не было, – я мать-героиня, у меня – одиннадцать детей, я больная женщина, ты что – не видишь, чтоб глаза твои сгнили...
– Сейчас рот заклею, – прикрикнул Родин.
И Ляля тут же умолкла.
– А ты кто, я хотел бы познакомиться, – произнес старший из мужчин.
– Отец герой. И мама моя – Родина, – опрометчиво Иван произнес свою фамилию.
Связанные скотчем пленники сидели на стульях, как перед началом спектакля. Ивана понесло на обвинительное заключение. Прохаживаясь по залу, он вещал:
– Вы все – убийцы наших детей, больше того – нашего будущего. Вас всех надо вешать на грязной базарной площади в будний день. Сейчас вы принесете сюда, на этот стол, всю наркоту и все деньги, золото, которые получили за нее. Взамен я сохраню ваши подлые жизни и оставлю часть денег и ваше золотишко. Дом ваш мы сожжем, и вы навсегда уйдете из этих мест.
Цыгане переглянулись, никто не проявил инициативу.
– Ну, что ж, – равнодушно продолжил Иван, – тогда горите вместе со своими деньгами. Керосин!
– Я! – картинно вытянулся Бессчетнов. – В три секунды, командир...
Он откупорил канистру и стал поливать пол вокруг цыган. Плеснул на занавески, на диваны... Чиркнул зажигалку, и маленький синеватый огонек отразил в себе бушующее пламя большого пожара. Пришельцы не шутили... Альтернативы не было – или сгореть с припрятанным богатством, или выторговать себе право на жизнь.
Один из мужиков, старший по возрасту, встрепенулся.
– Дуры, вы что – не поняли? Несите все, что вам сказали.
Минут через пятнадцать-двадцать под конвоем из тайников и тайничков, закромов и сусеков, подполья и чердачных перекрытий, ниш и уголочков, а также из подушек, пуфиков, подкладок, колготок, чулочков, носков и даже цветочных горшков были извлечены и выложены на стол упаковки с героином, шприцами, пачки долларов, рублей, ювелирные изделия – всевозможные золотые кольца с камнями и без камней, мониста, ожерелья, браслеты, серьги, бусы, жемчуг, камни всех цветов радуги. Под светом люстры эта горка сокровищ сверкала тускло, будто присыпанная серым героиновым порошком. Обитатели дома молча смотрели на вещественный итог своих деяний в смертельной работе.
Бессчетнов вытащил нож, разрезал несколько пакетов с героином.
– Ну, что, командир, накормим наших друзей?
И, не дожидаясь, ответа, стал совать порошок в рот мужикам и женщинам.
– Жрите, уроды, что же вы не жрете? Подавитесь...
Пленники мычат, крутят головами, отбиваются.
Бессчетнов высыпает порошок на головы, потом берет шприцы.
– А не ширануться ли нам, дамы и господа?
– Кончай спектакль! – оборвал импровизацию Родин. – Уходим. Деньги – в мешок! А это, – он показал цыганкам на золото, – оставляем вам на дальнюю дорогу и казенный дом.
Корытов сгреб пачки денег в мешок, а Ляля и Соня в считанные секунды распихали горку колец, бус, ожерелий и прочих изделий под кофточками, в лифчиках, под множеством юбок.
– В сарай заприте их! – распорядился Иван.
Обитателей дома тут же увели.
Со второго этажа с канистрой спустился Бессчетнов.
– Второй этаж окропил, – сообщил он.
– Уходим.
Бессчетнов бросил канистру на пол, поднялся на второй этаж, бросил горящую спичку на щедро политый бензином ковер. Потом, уходя последним, поджег и первый этаж.
Взметнулось в своей короткой и яркой жизни алое пламя, за окнами дома его пляски сначала напоминали фантастическую светомузыку, потом послышался тяжкий гул и треск погибающего дерева.
Во дворе, глядя на бушующее пламя за окнами, Сергий тихо сказал:
– И гори в геенне огненной...
Иван, стоявший рядом, отозвался:
– Да воздастся каждому и на этом, и том свете. Ныне и присно...
– ...И во веки веков.
– Аминь.
Отмороженные славяне объявили нам войну!