Вы хотите стать звездой?

Трахтенберг Роман Львович

«Я зааабылааа...» — «Ну е... твою мать!!!»

* * *

Мысль, что ты, может быть, вовсе и не звезда, впервые закрадывается в твое гордое самомнение только в школьном возрасте. У кого-то с танцами проблема. Кому-то друзья говорят, что выступать на сцене вместе с девочками — «западло». У кого-то с голосом беда. Так, был у нас мальчик в классе, которого звали Шадрик. Белый конопатый блондин. Всем нам было по десять лет, а он... говорил басом. Что заставляло и учителей, и учеников угорать от смеха. Вот мальчик и старался молчать. Особенно на уроках пения. А может, если бы мы не хохотали, из него вышел бы Шаляпин. Но в школе не молчат! Школа — место странное. С одной стороны, более объективное, чем детсад, где все были звездами на халяву, с другой — все равно субъективное. Я в те годы, между прочим, пел в детском хоре Ленинградского радио и телевидения. Так вот одному мальчику — солисту хора в школе ставили по пению двойки. Точные причины, двигающие учителями, до сих пор неизвестны. Есть такая политика у преподавателей, чтобы ребенок

не зазнавался. Чтобы не задирал нос, считая себя выше других. Они полагают, что так готовят ребетенка ко взрослой жизни, где полно падений и разочарований. А ребенок не боится упасть. Ему хочется стать первым. Хоть в какой-нибудь области! И я помню лез вперед к успеху. Если меня, как и всю малышню, выдвигали куда-нибудь выступить, изо всех сил старался придумать чего-нибудь эдакое, что помогло бы отличиться и стать лидером. В третьем классе на конкурсе самодеятельности мне доверили спеть песню. Я выбрал: «Шпаги звон, как звон бокала...», заучил ее прямо с пластинки, исполнил перед зеркалом и решил, что просто спеть недостаточно. Гораздо эффектнее выйти со шпагой. Но взять ее негде, потому пришлось просто оторвать ветку и пойти с ней: «Вжик! Вжик! Вжик! Уноси готовенького!» Придумка произвела эффект разорвавшейся бомбы.

Позже я понял, что хорошо петь умеют многие, а вот говорить... Намного круче, если со сцены не петь, а говорить! Артисты-разговорники гораздо популярнее, чем певцы. Они смешат людей, и стоит им появиться на экране, как граждане целой страны, бросив свои дела, бегут к телевизорам.

Правда, тут есть одна проблема: никто не знает — ЧТО говорить? Где брать смешные тексты? И тут я впервые использовал серьезный козырь, подаренный мне судьбой: должен сознаться, без родителей у меня бы ничего не получилось. Мой папочка работал директором клуба и следил за эстрадниками, то есть, когда их показывали по телику, он тут же включал магнитофон (подсоединенный к телевизору и всегда готовый к записи). Потом расшифровывал монологи, бережно хранил и никому, кроме меня, не давал. Вот с ними-то я впервые и прославился. Мне было почти двенадцать, когда только появился Хазанов с монологом про приемник, который сам переключался с волны на волну. Номер сразу стал событием. Кто-то его видел, кто-то нет, но все о нем слышали. Текстик я удачно подчистил, «Спартакиаду-79» переделал в «Олимпиаду-80» и стал с этим «приемником» самым центровым парнем в школе! На меня показывали пальцем, просили дать переписать. Но я гордо отвечал: «Нет. Это "материал". А "материал" стоит денег!» Потом выучил монологи Измайлова и практически получил «всемирную» — школьную славу. Ну а кто еще был ее достоин, кроме меня? Остальные читали басни и стихи, но кому интересно их слушать? То ли дело необычный монолог, который невозможно нигде ни услышать, ни купить, ни достать. Концерты по телику ведь почти не повторялись. А мой папочка еще и имел возможность не пропускать ни одного живого концерта разговорников. Ему как директору клуба давали VIP-ложу в Театр эстрады. Он же приходил всегда с магнитофоном, спрятанным в портфельчике, в ложе доставал микрофон и преспокойно воровал «чужой хлеб». Но иначе в те годы было нельзя. Хочешь жить — умей тибрить.

Правда, вскоре я понял ужаснувшую меня вещь: чтобы хорошо говорить, надо иметь профессионала- учителя. Тексту недостаточно быть смешным, его надо хорошо прочитать. Я окончательно убедился в этом, провалив свой номер в пионерском лагере, пока гордо думал, что «щас будет ваще», публика жене понимала, что происходит. То ли материал, который мне подсунул папаша, не выстрелил, то ли сам я делал паузы не там, где надо, и ставил акценты не на том...

Провал я перенес плохо и тут же принялся срочно искать что-то другое; в итоге решил выступить с новым номером Измайлова. Только поспешишь — людей насмешишь. В середине номера наскоро выученный текст напрочь вылетел у меня из головы! Я убежал со сцены в слезах... А Измайлов тогда был мифический персонаж. Он сам не читал свои творения, но все знали, что такой человек есть. Особенно потрясающим был «Ералаш», который сняли по его рассказу. О том, как говорят современные дети, его тогда все помнили наизусть: «Привет, Витек! Как дела?» — «Клево. Вчера один шкет...» — «Кто?» — «Парень такой, нос у него в виде шнобеля...» — «В виде чего?» — «Ну, рубильник такой, в виде паяльника...» Взрослый, не понимающий вначале, что ему плетет Витек, наконец, осознает стиль подростковой речи и сообщает, что отрывок из Н. В. Гоголя «Чуден Днепр при тихой погоде...» на языке «бзике» звучал бы примерно так: «Классный Днепр при клевой погоде. Когда, кочевряжась и выпендриваясь, катит он сквозь леса и горы клевые волны свои. Не гикнется! Нет! Не накроется! Вылупишь зенки, откроешь варежку и не шаришь, пилит он или не пилит. Редкая птица со шнобелем дочешет до середины Днепра, а если дочешет, то так гикнется, что копыта отбросит».

Если прочитать такое со сцены — ты герой! Но как расставить все паузы, если видеомагнитофонов не было, а бумажные записи не сохраняли интонацию? Поэтому профессия разговорника давалась сложно, и победы в ней не были гарантированными. И пусть на руках у меня был такой козырь, какого не имел никто, его оказалось недостаточно, чтобы стать звездой.

Так что, будучи ребенком, нормально развитым, к идее стать артистом, я потихоньку охладевал. Очень уж много минусов. К тому же тогда существовала только государственная эстрада и «звезды» назначались сверху. А тебя, как начинающего, могли просто приписать к какой-нибудь филармонии, и ты там получал бы на порядок меньше, чем зарабатывали на заводе студенты. И что толку, если ты умеешь пилить на скрипке, окружающие даже не будут считать тебя артистом. Потому что Артист — тот, кого все знают! Когда еще ты таковым станешь, и станешь ли вообще. Андрей Миронов рассказывал в интервью о начале своей карьеры. Он шел по подъезду, а мужики там разливают водку. «Будешь?» Он помялся:

«Ну, давайте». Выпили, закусили. И его спрашивают: «А ты кем работаешь-то?» — «Я? Артистом». — «Ну, не хочешь — не говори». Никто даже поверить не мог, что с артистом можно пить водку в подъезде, общественное мнение поднимало их очень высоко.

Заранее решить для себя, что способен прыгнуть выше головы, никто не может. А быть нищим неизвестным актеришкой... нужна ли кому-то такая «интересная» жизнь?

...Но может, и хорошо, что детские мечты остаются только мечтами, если мы видим, что не способны преодолеть преграды? Зачем биться головой об стену? Что вы будете делать в соседней камере? Примерно так сказал Лец. Можно заняться массой других вещей, которые вам подходят и дадут неплохой результат. Только делая то, что у вас получается лучше всего, вы станете первым в своей области. Я лично после школы, поняв, что ловить в искусстве мне нечего, надолго отодвинул идею о славе и пошел сразу в два скромных, но очень достойных вуза. Правда, ни одного не закончив, попал в армию. И... не жалею об этом. В любом случае то, что с нами происходит — это на-копление опыта. Армия, тюрьма, эмиграция и вузы — учат нас лучше понимать других людей. Тех самых, с кем артист или певец должен найти общий язык.

...Ну а ко дню моего славного возвращения из вооруженненьких сил, ситуация в стране резко изменилась. Я ходил по родному городу и видел, что безработные артисты стали на улицах петь, читать стихи, танцевать, а это означало, что, наконец, деньги можно зарабатывать и искусством. Мир, к которому я не был равнодушен, вдруг неожиданно открылся: я учуял «ветер перемен». Это все меняло и возвращало меня к тому, чем заниматься хотелось, наверное, больше всего: шоу-бизнесом, который только стал определяться как понятие. Мне всегда хотелось славы и денег. Точнее даже, только денег и чтобы ничего не делать. Инструментом в деле обогащения должна была стать слава, и я решил, пришло время связать себя с эстрадой! Тут же определился и с профессией: режиссер! Это человек свободный, сам выбирает, что и с кем ему делать. Не то что артист: существо подневольное, часто не востребованное. Неизвестно, дадут ему роль или нет, напишут для него монолог или нет. К тому же режиссер, если захочет, легко переквалифицируется в артисты. И с такими мыслями я поступил в институт имени культуры на отделение режиссуры массовых праздников и театрализованных форм досуга.

* * *

— Уважаемые дамы и господа, не толпитесь, пожалуйста! Купюры достоинством свыше ста рублей просьба складывать в несколько раз, чтобы они занимали меньше места! — громко орал я, стоя на улице.

«Дамы и господа», прогуливающиеся по подземному переходу у Гостиного Двора и совсем далее «не толпившиеся», удивленно смотрели на нас. А мы вдвоем с однокурсником изо всех сил пытались завладеть их вниманием. Пусть мы только начинали карьеру уличных музыкантов, но уже понимали: чтобы остановить публику, надо чем-то выделиться. И вырядились в короткие штаны, красные чулки, лакированные туфли, рубашки с жабо, береты с перьями и красные плащи. Костюмы создавали завлекуху, люд подтягивался, а я провозглашал: «Хочу представить вам рок-поп-гоп-стоп-стеб-дуэт "Нервный тик"»!

Мое заигрывание с публикой вызывало смех и интерес. И мы продолжали: «Музыка Союза композиторов, слова Союза писателей! Наркоманское попурри!» И мы начинали петь песни о траве, которых в репертуаре певцов прошедшего времени было до чертовой матери. «Вот идет журавель-журавель. На бабушкину конопель-конопель. Анаша, анаша, до чего ж ты хороша! Травушка-муравушка зелененькая...» / «...Травы-травы не успели. От росы серебряной согнуться. И такие нежные напевы, ах, почему-то прямо в сердце льются...» / «На дальней станции сойду, трава по пояс... Здесь все мое. Здесь все, что нужно мне. И вдаль пойду, ничем, ничем не беспокоясь. По конопляной сладкой тишине...» / «...Трава налево, трава — направо, трава — на счастье, трава — на славу...» / «...Над серым полем конопли летят куда-то журавли. Летят, перекликаются, с родной землей прощаются...»

Расчет наш был верен, зеваки сбегались, и пусть нам кидали не сотни, а только мелочь, но и ее оказывалось немало. Бывало, что за полчаса мы зарабатывали шестьдесят рублей, в то время как наша стипендия составляла сорок пять.

Но мы не только пели, мы еще просекли, что с публикой надо общаться. И именно благодаря школе уличного музыканта, я получил свой первый бесценный опыт. Я тогда понял, что ничуть не хуже проходящих, и не лучше. То, что я стою на улице, — это минус, но мне кидают деньги — а это плюс. Там я понял, неважно какими путями ты придешь к славе, главное чтобы она все-таки была. Тогда все тебя будут любить и... кидать деньги. Да, впрочем, питерские площади и переходы были в то время местом достаточно культурным и значимым (не как сейчас в переходах Москвы, где тупые подростки пытаются воем заработать на бутылку пива). В те времена еще не было клубов, где музыканты могли бы работать. И все реализовывали себя на улице. Там пел и Паша Кашин, и была группа «Кафе» (которая называлась тогда «Файнстрит»). Мы с ними чуть не подрались однажды за место. Была группа «ОРЗ», в которой был настоящий негр. И его не надо сравнивать с современными «шоколадными зайцами», он и пел хорошо, и пританцовывал талантливо: «А я стон? в нелепой по-о-о-озе! Танцую регги на моро-о-о-озе...»

В девяностом на питерском ТВ даже сделали передачу «Переход», собрав всех уличных музыкантов, решили выявить победителя: того, кто больше всех соберет денег. Я уверен, что лучшими были мы с Артуром, единственные, кто пели на два голоса, а не в одну дуду. Да и песня была смешная. Но выиграл какой-то неизвестный дяденька, потрясший всех только синтезатором «Ямаха». Это было возмутительно. Как он играет на синтезаторе в переходе?! Куда его подключает, где тут электричество?! А на батарейках такой агрегат не работает! К тому же дяденьке бросили в шляпу двадцать пять рублей, видимо, его же друзья.