Вы любите пиццу?
Шрифт:
Как ни пыталась Одри, но воспринять эту похоронную процессию всерьез никак не удавалось. Да разве в Неаполе вообще можно относиться серьезно к чему-либо, пусть даже и к смерти? Это вам не Англия! Она на секунду представила выражение лиц своих родителей и особенно Эйлин Рестон, если бы они увидели ее посреди этой стонущей толпы, окруженной музыкантами, и улыбнулась. Кортеж пересек всю южную часть старого города и добрался до церкви Тринита делли Спаньоли. После отпевания каждый занял прежнее место за катафалком, только музыканты теперь шли во главе процессии. И все двинулись вперед под веселый мотивчик, должно быть, один из тех, что играют по субботним вечерам для развлечения молодежи. Неврастеническая кляча несколько приободрилась и резвее потащила свою траурную колымагу. Падре и служки шли едва не приплясывая. Одри заметила, что даже Марио, и тот покачивает головой в ритм музыке, а Джельсомина, как и ее сестра, старается не нарушать мелодию своими стенаниями.
До кладбища было довольно далеко. Под палящим полуденным солнцем кортеж таял, разбредаясь по расположенным по пути кабачкам. Серафина, сняв туфли на высоких каблуках, шла босиком. Лауретта тащила измученную Джельсомину. Наиболее слабые едва плелись в хвосте. Блестящее начало заканчивалось беспорядочным бегством. Однако на кладбище, когда гроб опустили в могилу, церемония вновь обрела некоторую торжественность. Джельсомина испустила столь пронзительный вопль, что он еще долго отдавался в лазури неба. Серафина и Лауретта поддержали ее, но несколько тише. Когда священник прочитал молитвы, дал соответствующие благословения покойному и уселся на катафалк, чтобы вернуться обратно, Джельсомина попыталась кинуться в зияющую могилу на гроб к мужу. Дино едва удержал ее.
– Не уходи, Рокко! – вопила вдова. – Останься со мной! Подожди, и мы уйдем вместе. Что я стану делать без тебя?
На сей раз Одри прониклась сочувствием к этому неподдельному отчаянию. Но Рокко не отвечал – что при данных обстоятельствах было вполне естественно, – и все горестные крики вдовы остались втуне. Тогда она повернулась к оставшимся.
– Моего мужа убили! Моего Рокко, который ни разу в жизни никому не сделал зла… Скажите, жители Сан-Маттео, я вас спрашиваю, разве убийцы не должны заплатить кровавый долг?
– Да! – прозвучал единогласный ответ.
Мисс Фаррингтон почудилось, будто она перенеслась на много веков назад, в Римский форум, когда Марк Антоний над трупом Цезаря обратился к согражданам с призывом к отмщению.
Возвращаясь с кладбища, они молча шли рядом.
– Вы уезжаете, правда? – спросил Альдо.
– Да.
Молодые люди уже подошли к корсо Эммануила II.
– Может быть, присядем на минутку, раз я вас больше не увижу?
Они сели на скамейку. Стараясь избежать тяжелой сцены, Одри спросила:
– Вы совсем не работаете, Альдо?
– Зачем?
– Но… чтобы зарабатывать на жизнь?
– О, мне всегда удается раздобыть несколько лир, и этого вполне хватает.
Наступило недолгое молчание, потом Альдо проговорил:
– Если бы вы любили меня так, как я вас люблю, я бы, может быть, стал рыбаком, как дядя Дино.
Какой смысл объяснять, что дочь Дугласа и Люси Фаррингтон ждет от жизни гораздо большего, чем стать женой неаполитанского рыбака? Даже пытаться нечего. И девушка нервно заметила:
– Но, послушайте, в жизни есть не только любовь!
Альдо посмотрел на нее с недоумением.
– А… что же еще?
Трудно было сразу ответить на это что-нибудь определенное, и Одри была благодарна молодому человеку за то, что он не стал настаивать. Указав на раскинувшийся внизу Неаполь, он проговорил:
– Как красив мой город!
Предпочитая перевести разговор на безопасную тему, девушка живо откликнулась:
– Да, он прекрасен.
– Вы не можете уехать, не узнав его по-настоящему.
– Если мне и придется это сделать, Альдо, то лишь из-за вас.
– Ладно. Если вы не против, я готов стать для вас таким же гидом, как для любого другого клиента… Вам только придется изредка бывать у нас, чтобы приучить к мысли о своем отъезде…
– Но ведь это совершенное безумие! Что заставило вашу матушку вообразить, будто мы поженимся?
Молодой человек пожал плечами.
– Все очень просто. Она знает, что я вас люблю, а поскольку и сама меня любит, то не сомневается, будто все разделяют ее чувства… Ну как? Остаетесь?
– С тем условием, что вы пообещаете больше не говорить на эту тему.
– Обещаю. Завтра утром мы поедем на Ривьеру.
Одри протянула ему руку. Но молодой человек с улыбкой отступил.
– Туристы не пожимают руки своим гидам, синьорина.
В приемной «Макферсона» Одри сказали, что звонил мистер Рестон, справлялся о ее здоровье и служащий позволил себе сообщить, что, судя по всему, состояние мисс Фаррингтон превосходно.
Милый Алан… такой преданный, вежливый, всегда так хорошо знающий, что можно и что нельзя делать… На расстоянии он казался Одри привлекательным, ибо недостатки стирались в памяти, а достоинства выступали на первый план. Недовольная собой за то, что уступила просьбе Альдо, и мучимая угрызениями совести, мисс Фаррингтон написала Алану длинное письмо. Девушке хотелось порадовать жениха, и потому с начала и до конца письмо не содержало ни крупицы правды. Вполне искренне звучало только окончание – Одри действительно намеревалась поскорее вернуться в Геную. Девушка хотела уехать, ибо положение представлялось ей все более абсурдным.
Еще ни разу в жизни с Альдо не случалось такого, чтобы перед ним устояла хоть одна понравившаяся ему девушка (не считая Орсолы, но молодой человек не сомневался, что в конце концов при желании уговорил бы и ее). И надо же так случиться, что первую свою неудачу он потерпел именно от той, кого полюбил по-настоящему. Молодой человек с ума сходил от горя – ему хотелось отколотить Одри, выругать, унизить, раз уж невозможно сжать ее в объятиях. Умный и наделенный тонкостью восприятия, свойственной его нации, Альдо понимал, что разницу в общественном положении между ним и Одри не преодолеть никогда. От ярости и досады хотелось плакать. Сейчас он готов был возненавидеть весь мир за свою нищету. Не желая сразу возвращаться домой, Альдо решил немного пройтись и успокоить бушующую от бешенства кровь. Столкнувшись с Фьореллой, молодой человек даже не попытался ускользнуть. В какой-то мере это компенсировало ему пренебрежение мисс Фаррингтон.
– Ну, и видик у тебя, Альдо!
– Тебе кажется, Фьорелла миа…
– Ого, что это ты вдруг так любезен со мной? Уж не поругался ли, случаем, со своей англичанкой?
Альдо по обыкновению соврал.
– О чем ты? Какая англичанка?
– Не скрытничай, Альдо. Всему городу известно, что ты женишься на англичанке. И мама твоя везде об этом рассказывает.
– Ну ты же знаешь маму… она говорит… говорит…
– Прежде всего я знаю одно: в тот день, когда ты скажешь правду, в порт приплывут белые медведи! Ты что, стыдишься своей подружки? Я видела ее сегодня утром на похоронах. Для любителей жеманных блондинок – очень даже ничего. Никогда бы не подумала, что тебе может понравиться такая, но, видать, здешние девушки совсем надоели… Ну что ж, оставайся со своей блондинкой – никто не станет тебя у нее отбивать!