Вы называете это автобусом?
Шрифт:
Я оказалась в компании Пятаковой, Гольдмана, Бархатова и Протасова. Рядом пристроился и наш рыжий пилот Антон. Он еще в автобусе в разговоре с Пятаковой обмолвился, что хочет поехать с нами на экскурсию в Париж, о чем он давно мечтал, но то денег нет, то времени. Его напарник Иван милостиво его отпустил с нами. Нелли Петровна тоже примостилась неподалеку.
Я же оглядывалась, пытаясь понять, где расположился Юра Толстоухов. Оказалось, он вместе с Маевским и Вовкой Корсаровым стоял около другого дерева и, судя по всему, они ругались
Я думала, изменился Юрка с времен нашей совместной учебы или нет. Вроде он перестал быть таким застенчивым, но в нем появился какой-то надрыв.
– Мальчики, какая благодать, – с лисьей хитринкой проговорила Пятакова, – мы находимся в городе любви.
– Ты намекаешь на то, что тут борделей много? – спросил Гольдман.
– Ах, какая пошлость, – скривилась Летка, – я о романтике. Сеня, ты бы хотел обнять любимую и прыгнуть вниз с собора Парижской Богоматери?
– Что я, идиот? – изумился Протасов.
– А я бы не отказалась на Монмартр съездить. Нелли Петровна, мы поедем на Монмартр? – продолжала Пятакова.
Экскурсоводша, которая что-то рассказывала Бархатову, замолкла на полуслове и посмотрела на Виолетту.
– Да, конечно, – ответила она.
– Я слышала, там жили, любили, страдали множество знаменитостей, – протянула Летка.
– Монмартр – самая высокая часть Парижа, – сказала Нелли Петровна, – в том же районе находится и знаменитое кафе-кабаре Мулен Руж. С этим холмом связаны такие имена, как Писсаро, Ван Гог, Жан Маре, Далида. Имре Кальман написал оперетту «Фиалки Монмартра».
– Ах, как это романтично! – воскликнула Пятакова, – Марик, ты хочешь посетить Мулен Руж?
– Если это запланировано в нашем туре, – буднично произнес Бархатов.
– А давайте сделаем что-то незапланированное, безрассудное, – не унималась Пятакова, – пойдемте сегодня ночью купаться. Марик, ты пойдешь?
– Нет, я ночью люблю отдыхать, – сказал неромантичный Бархатов.
– А ты, Сеня, – спросила Летка Протасова, – и ты, Жорик?
– Извини, Лета, у меня поздно вечером разговор с женой, – ответил Протасов.
– А я пойду, если Лера пойдет, – сказал Гольдман.
– Нет, Жорик, я ночью не купаюсь, – сообщила я.
– Антоша, может быть, ты пойдешь ночью на море? – спросила Пятакова, и я поняла, что именно для этого она и завела разговор про морские купания.
– Я могу, почему бы нет, – согласился наш пилот. И Виолетта наконец замолчала.
Немного отдохнув, мы продолжили прогулку по Парижу. Пузырелет полетел в направлении Вандомской площади. Как и следовало ожидать, на месте Вандомской колонны стоял памятник Людовику XIV. На холме Шайо не оказалось Триумфальной арки, а площадь Оперы называлась по-другому, и самого здания Оперы на ней не было. Поэтому я немного расстроилась, что не смогла увидеть все достопримечательности Парижа. В своем мире я туда не ездила по финансовым причинам.
На обратном пути я пыталась сесть вместе с Юркой. Я запомнила, в каком кресле он сидел раньше, и заняла соседнее. Но Толстоухов устроился в другом ряду. Это меня жутко обидело. Я начала думать, по какой причине он не хочет со мной общаться, и настроение вконец испортилось.
Прилетели мы, когда еще было светло. Собственно, на этой стороне планеты тьмы вообще не бывает. Мы поужинали в столовой в автобусе, а потом я все же решила пойти на море, но не говорить об этом Гольдману. Дело в том, что я не собиралась купаться ночью. Хотелось просто посидеть на берегу, посмотреть на море и подумать о жизни в одиночестве.
Чего я добиваюсь? Наша совместная учеба закончилась двадцать лет назад. Юрка давно мог забыть меня. Он мог десять раз жениться и родить кучу детей. Хотя нет. Для кучи нужно особое разрешение, но один – два ребенка у него могут и быть. Я для него – чужой человек. Это он для меня много значил. Оба моих романа закончились ничем, потому что я всех сравнивала с Юркой. При этой мысли я чуть не заревела, но меня остановило чужое присутствие. Чтобы поплакать в одиночестве, я и пошла на пляж. Черный вулканический песок делал окружающую картину нереальной.
Я сидела за большим валуном, и меня не было видно с тропинки, а по ней как раз спускались Пятакова с Антоном. Пилот ласково обнимал Летку за талию.
– Тошенька, ты такой сильный, – ворковала Виолетта.
– Да, со мной женщина может ничего не бояться! – самодовольно подтвердил Антон.
– У тебя такие мускулы, – продолжала петь дифирамбы Пятакова, – ты, наверно, как сожмешь в объятиях, то сердце зайдется.
– Хочешь попробовать? – спросил пилот, и не дожидаясь ответа, повернул Летку к себе лицом и впился в ее губы.
Смотреть на это мне было почему-то немного противно. Возможно, я хорошо относилась к Вовке Корсарову, и мне не хотелось, чтобы его обманывали. И в этом было все дело. Встать и уйти я не могла – парочка сразу поняла бы, что за ними подсматривают. Поэтому я затихла и старалась дышать через раз.
Вдруг Летка вырвалась из объятий Антона и побежала вдоль берега. Он кинулся за ней вдогонку. Немного пробежав, Пятакова остановилась, ойкнула и села на гальку.
– Ты что, – спросил пилот, – ногу подвернула?
– Нет. Антоша, смотри какие камушки красивые! – воскликнула Летка.
Камни на берегу были и вправду очень красивые – разноцветные и блестящие. Антон стал собирать их, сняв майку и сделав на ней узел. Получился своеобразный мешок, куда он складывал добычу. Я видела все это уже издалека, но акустика была настолько хороша, что разговор я слышала прекрасно.
– Тошенька, ты сделаешь мне из них бусы? – просительно заголосила Пятакова.
– Сделаю, когда вернемся в свой мир, – пообещал ей Антон, – тут у меня нужных инструментов нет.