Вы поднялись этажом выше
Шрифт:
Сохин холодеющими руками покрепче перехватил автомат и поднес приклад к плечу. Ему стало страшно, даже вдвойне страшно. Страшно было стрелять по безоружным людям и страшно было, что эти люди не испугаются и всей своей живой теплой массой задавят его и растопчут. Сохин кинул взгляд направо. Он, забывшись, хотел переглянуться со своим сержантом, чтобы стало полегче, но увидел только бездушный черный противогаз. Сделалось совсем жутко, и он начал целиться в головы людей перед ним, чтобы перестать думать и переживать. Это помогло на две секунды, а потом он увидел среди остальных чернявенькие лица таджиков, которые еще час назад под его надзором поспешно заливали битумом лужайки вдоль Люблинской улицы. Тогда на них были респираторы, теперь
Между цепью солдат и толпой оставалось шагов пятнадцать, не больше, мегафон завизжал: "Послед...", осекся, в наушниках раздалось катастрофическое: "Огонь!", и все сразу изменилось. Страх растворился, мысли исчезли. Теперь был только шквальный огонь пулемета с башни БТР позади, короткие очереди из автоматов, и были враги. Они сначала замерли, и Сохину показалось, что вот-вот побегут назад... Но замешательство длилось лишь мгновение, потом люди бросились вперед, пригибаясь, жмурясь и закрывая лица руками. Первые секунды они бежали, падали, спотыкались и не приближались, а потом пулемет почему-то замолк, надо было перезаряжать автомат, и толпа приблизилась почти вплотную, сержант и товарищи Сохина справа побежали в парк, солдаты слева опустили автоматы и не шевелились, а страшная теплая масса была уже почти вокруг, а не впереди... Сохин бросил автомат, и все погасло, потом его несколько раз сильно толкнуло справа и слева, он открыл глаза и увидел вокруг себя изумленных, радостных бегущих людей и среди них неподвижный бронетранспортер.
Плотный живой поток вокруг Сохина нес его вперед, вглубь парка. В траве под ногами все чаще попадались круглые серебристые бутоны, справа и слева лежали тела огнеметчиков в ужасных едко-зеленых костюмах с лицами счастливыми, но мертвыми, и чернели в траве противогазы.
Поток редел и растекался, люди искали серебристые цветы, наклонялись, срывали их и с безмятежным счастливым видом садились на траву. Впереди метрах в ста слышен был стрекот автоматов. "Солдаты из оцепления, с той стороны, сослуживцы. Бегут подавить и уничтожить, - думал Сохин.
– И меня уничтожить, потому что я сейчас тоже стану нарушителем, их мишенью: "все серебристые розы и любой, находившийся ближе двадцати метров от серебристой розы без защитного"... помню-помню, ха-ха-ха! Ну и болваны! Не понимают, кто заражен, а кто спаситель!.." Розы уже не внушали ему ужаса, как во весь последний месяц, как еще пять минут назад. Теперь они были для него прекрасными и желанными.
...Пока он возился с неподатливыми тугими резиновыми лентами противогаза на затылке, глядя на серый блестящий бутон под ногами, где-то справа и сверху нарастал гул, становясь оглушительным и перекрывающим все остальные звуки.
Сохин, сделав усилие, оторвал взгляд от розы, посмотрел туда, откуда слышался гул, и увидел боевой вертолет. Светлое пузатое страшилище летело низко, чуть не цепляя за крыши домов, что громоздились впереди, летело прямо на Сохина и становилось все больше и ужасней. "Неужели не успею?" подумал Сохин, пытаясь сорвать противогаз... Последними его ощущениями были вспышки по бокам вертолета, прямые полосы белого дыма в воздухе, свист, грохот, удар тугой теплой волны в затылок и огонь, скачущий с неба на землю, с земли на небо и снова на землю, желтый с красным огонь...
– ...Прорвались в Братиславский парк, сломив сопротивление 17-го батальона. Все уничтожены авиацией. Господин президент, цветы преодолели огненное кольцо. Юг города заражен. Всюду пожары. В центре и на севере паника, люди пытаются вырваться из города, бросаются в огонь и гибнут, на улицах беспорядки, начались грабежи... Будут какие-нибудь распоряжения?
– Распоряжения?.. А никаких! Плевать я хотел, - и президент безвольно опустил голову на грудь, прикрыл опухшие веки и слабо махнул рукой.
Первый помощник молча вышел и плотно прикрыл дверь.
До этого момента президент боролся. Он выслушивал доклады, принимал решения, отдавал приказы... Последняя новость его сломала.
"Бесполезно, бесполезно, бесполезно сопротивляться", - мысленно твердил он минут пять, растирая указательными пальцами виски, чтобы заглушить пульсирующую головную боль. Потом, пытаясь забыться, принялся вспоминать одно за другим события последних двух месяцев, события, из-за которых сейчас его голову разламывала эта адская мигрень.
В начале июня он мельком услышал от советника в коридоре перед заседанием, что в прессе проскочило несколько заметок о каких-то опасных для жизни цветах. Так, ничего конкретного, к тому же источники несолидные. Тогда он не обратил на эту мелочь внимания, а через несколько дней сообщения о смертельно опасных серебристых розах прорвались в центральные газеты многих стран. Он по диагонали просмотрел статью в "Ведомостях" со странным названием "В плену у жизни". В ней сообщалось о рабочем из Санкт-Петербурга, который нашел цветок на стройке, покинул смену, а на угрозу увольнения ответил, что работать ему больше не нужно, и он не хочет находиться в плену у жизни. Он не вернулся домой, а следующим утром его нашли мертвым на скамейке в одном из дворов. Нашлись очевидцы, утверждавшие, что видели его прошлым вечером, бродившим по улицам с совершенно счастливым видом, так что даже приняли его за сумасшедшего и собирались вызвать скорую помощь. Вскрытие не обнаружило, сообщалось в статье, никаких заболеваний, которые могли бы стать причиной смерти. Самым удивительным было то, что не оказалось даже следов язвы двенадцатиперстной кишки, которой уже много лет страдал питерский рабочий, судя по медицинской карте.
Цветы-убийцы стали мировой сенсацией. Со всех концов света приходили все новые сведения о жертвах серебристых роз. И все же тогда это были, хотя и многочисленные, но единичные случаи...
И вот 22 июня. Шокирующие кадры из Кампалы, Уганда. Слегка подтормаживающая цифровая съемка, в реальном времени. Африканский город, на горизонте горы, вдалеке обширная водная гладь. Съемочная группа едет на джипе по улицам, буквально заваленным трупами, и по краям дороги растут серебристые цветы. Джип останавливается, камеру начинает сильно трясти, и она почти вплотную приближается к одному из страшных растений, показывая его во всех подробностях: длинный безлистый стебель, редкие шипы, и на нем раскачивается чашеобразный цветок с округлыми серебристыми лепестками. Пара секунд, в объективе появляется рука, срывает цветок, исчезает вместе с ним. Изображение летит кувырком и останавливается повернутым на девяносто градусов. Восстанавливается нормальный вид, и в объективе - оператор, безмятежно шагающий прочь по заваленной телами улице. Опять все кувыркается, и картинка погасает.
С того момента события начали раскручиваться с умопомрачительной скоростью, будто бы экспоненциальный график преодолел неуловимую точку перелома и понесся вверх все круче, готовый вот-вот отвесно устремиться в бесконечность.
Через час, не больше, пришли известия о массовой гибели жителей Либревиля и Кито. Еще несколько часов, и сведения о десятках тысяч жертв из Индонезии и стран экваториальной Африки. Двадцать четвертого - Сингапурский Кошмар, двадцать седьмого зараза добралась до Джакарты и Лагоса.
Следующие десять дней в каком-то чаду и тумане. Никаких конкретных воспоминаний, только мерзкий тяжелый осадок от головной боли.
Ничего было непонятно. В умах людей вокруг полная темнота, в сердцах беспробудный страх. Экспедиции ученых и медиков исчезают бесследно. Одно сообщение противоречит другом, пришедшему секундой раньше.
В отдельные счастливые минуты президент начинал думать, что это какое-то глобальное недоразумение, информационный теракт, ведь не могут растения плодиться с такой скоростью и совершенно игнорировать природные условия!