Вы призвали не того... Книга 4 (Оскал Тьмы)
Шрифт:
— Тшииии, — приложил я палец к губам, обрывая его известным жестом и еще одним пинком. — Да, ты разумный. Да, ты жрешь не потому, что хочется кушать и, дай тебе волю, будешь убивать и убивать… Вот только это все твои первоочередные инстинкты. Итак, возвращаемся к вопросу о том, чувствуешь ли ты наслаждение от того, как хрустят кости людей на зубах?
— Н… нет, — выдавил из себя монстр. — Нет, ччччеловек. Я этого не ччччувссссствую.
— Вот видишь, — я с любопытством разглядывал этот живой туман. — Интересно, это твое тело, или так, просто маскировка для большей жути? Хотя, какая разница? Так вот, о чем я там… Ах, да! — я перекинул шарики маны из рук в руки, едва не заставив их соприкоснуться, отчего глазастый испуганно сжался. — Так вот, дружок. Ты, может быть и монстр, но далеко не чудовище.
— Это почччему? — видимо, мое заявление задело его всерьез, потому как он наконец отвел взгляд от взрывоопасных шариков и посмотрел мне в глаза.
— Ты всего лишь животное, — вздохнул я, перестав улыбаться. — Всего лишь чертово животное… Знаешь, в детстве я больше всего боялся именно таких, как ты. Тех, что таятся в темноте и жаждут моего мясца. А потом подрос. И услышал одну интересную фразу весьма умного человека. «Самое страшное чудовище — то, которое обладает разумом».
— Но я разззззумный! — тут же возразил монстр.
— Угу, — кивнул я, присаживаясь на корты рядом с лежащей тварью. — Вот только ты не до конца понял смысл. Видишь ли, наивный мой сожитель, убийство ради выживания и убийство ради убийства — это две разные вещи. Ты относишься к первым. Ты убиваешь потому, что не можешь по другому, ведь так тебе говорят инстинкты. Ну, или вот эта вот штука, — я потряс черным шариком с силой Бездны. — Такой как ты никогда не будет истинным чудовищем. Для сравнения, возьмем человека. Обычный такой человечек. Серый офисный работник. Что говорят ему инстинкты? «Сохрани свой род». То бишь, береги себя, трахни самку, защити потомство. Ферштейн?
Монстр кивнул.
— Ну так вот… — я задумчиво посмотрел на колодец в центре зала. — А если этот, допустим, дядя Вася возьмет топор, оденет маску хоккеиста и пойдет темными ночами в подворотнях убивать молодых девушек. Причем жестоко, с расчлененкой и некрофилией. После десятого такого убийства все местные газетки нарекут его монстром. Чудовищным убийцей из Нижнего Хапушкино. А почему? — я вновь посмотрел в глаза твари и невольно широко улыбнулся. — Потому что, милый мой, он будет получать УДОВОЛЬСТВИЕ от убийств. Он будет идти в разрез со своими инстинктами, то есть убивать себе подобных, наплевав на продолжение рода и защиту молодого поколения. И ему это будет НРАВИТЬСЯ. Именно в этом и есть разница между тобой и настоящим чудовищем. Улавливаешь?
— Нет, — коротко ответил монстрик.
— Ладно, поясняю для особо недалеких, — я поднял руку и указал на колодец. — Скажи, ты можешь туда прыгнуть?
— Зззззачем?! — монстр тут же отполз в сторону. — Это нижжжжний асссстрал! Варп! Там — ссссмерть!
— Инстинкт самосохранения, — улыбнулся я. — А вот «дяде Васе» этот инстинкт побоку. Он убивает, потому что хочет. И ему это нравится. А если захочет, то прыгнет и в эту дыру с веселым смехом.
— Беззззумец, — фыркнул монстр. — Не чччччудовищщщще, а проссссссто безззумец.
— Угу, — я широко улыбнулся. — Тот, кто презирает собственные инстинкты в любом месте будет считаться ненормальным. Но именно это безумие и делает его чудовищем. Самым страшным монстром. Убийство себе подобных. Убийства особей своего вида просто ради развлечения. Просто потому, что «я так хочу».
— Я тебя вссссе равно не понимаю.
— Кажется, тебе и не дано понять, — вздохнул я. — Ты мог бы уже десять раз напасть на меня. Но не делаешь. Почему? Потому что причинив мне вред, ты повредишь самому себе. Душа-то у нас общая. А почему же я тогда тут уже черти сколько пинаю и поджариваю тебя, и, не смотря на бьющую рикошетом боль, откровенно наслаждаюсь процессом? Ответ прост. Ты не можешь пересилить инстинкт самосохранения. А я могу. Поэтому ты просто забавный монстрик, который ест людей. А я — гребаное чудовище, которое получает наслаждение от убийств себе подобных.
Несколько секунд мы молча смотрели друг на друга. После чего я встал, отряхнул иллюзорную пыль с брюк, и вновь натянул довольную, как у Чешира, лыбу.
— Ну что, закругляемся?
Резкий рывок к непонимающей ничего твари.
Прижал к полу. Оседлал.
По левой руке растеклась мана Ярости. По правой — Бездны.
Оттяжка. Удар левой. Правой. Еще правой. Левой…
Пол шел трещинами. Эхо тонуло в визгах твари. Разлетающиеся искры силы сталкивались, вызывая небольшие взрывы. Каждый удар болью отдавался во мне самом, буквально разрывая душу…
Но, блядь, как же это было ПРИЯТНО!!!
Встав с уже не шевелящейся твари, я ухватил ее за ногу. Черный туман спал, обнажая истинный вид жалкой твари.
Белая кожа. Голова с носом-щелкой и кривым ртом. Тонкие руки-ноги… Без своей вуали он был больше похож на недоделанный манекен, чем на монстра Бездны.
Развернувшись, поволок ублюдка к провалу алого колодца.
Остановился на самом краю.
Посмотрел вниз.
Алое клубящееся марево. Это не Бездна. Но что-то очень на нее похожее. Такое же опасное, смертоносное… и столь же притягательное в своей силе.
— Андрей, — раздался на грани восприятия тихий голос Мют. — Не надо… Нельзя…
— Угу, — кивнул я. — «Фу, Андрюша, плохой песик»…
Размахнувшись, я сбросил начавшую приходить в себя тварь в колодец. Ее быстро затихающий визг, полный отчаянного ужаса, резанул по ушам, навсегда отпечатавшись в памяти.
Два шага назад.
Упал на задницу. К конечностям будто гири привязали. Даже просто пошевелить пальцем стало невероятно тяжело.
По сознанию пробежала волна жара. Холода. Нестерпимой боли.
Кажется, я закричал.
Словно душу пополам разорвало.
Впрочем, почему «словно»? Так оно и было. Часть души, к которой был прочно примотан этот паразит, вырвало с корнем и унесло куда-то далеко в глубины астрала.
Но было и кое-что еще.
Боль, бессилие и муки разрываемой на части души казались по сравнению с этим практически пустым местом.
Я широко улыбался, подняв глаза к затерянному во тьме потолку.
— Это было чертовски… приятно…
Стены зала начали с треском рушиться, обваливаясь бесформенными глыбами камней. Я ощущал как то же самое происходит и с другими частями моего «замка-души». Он рушился словно карточный домик, не в силах удерживать первоначальную форму без выдранного из него солидного куска.