Вяземская Голгофа
Шрифт:
– Прости меня, Костя, – произнесла она в последний раз. Стало тихо: ни её голоска, ни рева моторов. Ничего.
Вера оттолкнула его, села, оправила одежду.
– Ну что же, надо выбираться. Похоже, они улетели.
– Мне обидно, – буркнул Тимофей. – Ты называла меня именем мужа. Зачем так унижать! Я офицер, орденоносец, а ты…
– Мы постоянно грешим. Чего уж там! Война попутала все имена, и теперь мы просто люди. Смертные твари без смысла и без имен.
– Может быть, ты без смысла, но не я! – Он полез прочь из воронки.
Вера следовала за ним, задорно хохоча. Она даже не стала осматривать березняк. Так и побежала к самолетам, перебираясь через воронки и кучи бурелома. Они всё рассчитали верно. Дубраву немцы бомбить не стали. Наверно, пожадничали.
– Осторожно, Вера! – неужели это он кричит?
Он, Тимофей Ильин, стал осторожным! Ведь он не думал об опасности, когда поднимал в воздух свой украшенный звездной россыпью, ТБ-3. Он и его звено – всего пять бомбардировщиков – барражировали на малых скоростях, вываливая смертоносный груз на коммуникации западнее Смоленска. Летали на малых высотах,
Тимофей тряхнул головой. Ему вдруг почудилось, будто он снова слышит голоса немецких асов.
Это случилось в тот день, когда погиб их «Ледокол». Давно, недавно ли? Лающие голоса летчиков люфтваффе и теперь молотами стучат в его голове. Мир изменился с тех пор, как он услышал эти голоса. Он поднял трофейный «Мессершмитт-109» с аэродрома под Смоленском, кажется, с месяц назад. Он хорошо помнил тот трофейный самолет – наследие плененного аса: желтоносый, охвостье испещрено абшуцбалкенами – черными «гробиками», символизирующими сбитые самолеты. Над ними венок с орденской лентой и цифра «сто». На боку, рядом с крестом свастики, – зеленое сердечко. Тимофей получил задание провести разведку. В тот день он кружил над вражескими позициями. С километровой высоты он рассматривал запруженные вражескими войсками дороги. Бесконечные железные колонны. Порой он отваживался на рискованное снижение, с немалым трудом преодолевая соблазн ударить из обоих пулеметов. Он пытался определить численность войск. Он был сосредоточен, пока не заговорила рация.
– Was ist mit dem f"unften? [4] – тявкнул первый голос, задорный, молодой.
– Es ist in Ordnung, Chef. Ich sehe die Kuppel. Das russische Kirche. Wir gingen f"ur ein Ziel, [5] – отозвался другой немец.
Этот выговаривал слова немецкой речи так странно, что Тимофей едва разбирал смысл фраз. Он уже развернул свой «Ме» носом к востоку. Неясная, плохо осознаваемая тревога зашевелилась под солнечным сплетением. Вера называла это дурным предчувствием. Впрочем, прислушиваясь к переговорам немецких летчиков, Тимофей думал не о Вере, а о той, другой, девочке с Нагорного поселка. О Ксении. Она в совершенстве владела немецким языком. Она упоминала о диалектах немецкого. И вот теперь он слышит те самые разные диалекты. Ах, Ксения! Он ведь не хотел её обижать, но вышло так, как вышло.
4
Что произошло, пятый?
5
Всё нормально, командир. Вижу купол. Это русская церковь. Мы вышли на цель.
– Ишь растявкались, шавки! – в сердцах буркнул Тимофей.
Захотелось включить радио, вмешаться в разговор, добавить к их гавканью своего, матерного, диалекта.
– Es sollte zwei Dцrfern der f"unfte sein [6] .
– Sie versteckten sich irgendwo Flugzeuge, Herr Oberfeldwebel! Aber da waren sie! Ich sehe, eines der Dоrfer! Aber es ist jetzt alles anders. Russian Abholzung des Waldes! [7] – прогавкал командир.
Немцы начали наперебой обсуждать коварство и непредсказуемость русского характера, неудобства, причиняемые русским климатом и растянутостью коммуникаций. Тимофей скоро потерял нить разговора. Смысл отдельных фраз ускользал от него, но он не выключал рацию, зачем-то продолжал слушать. Наконец он услышал знакомое слово – название населенного пункта. Тимофей насторожился. Неужто они летят бомбить их базу? На всякий случай Ильин увеличил высоту полета до пяти тысяч метров. Его «Ме» шел на большой скорости, и он надеялся догнать беспечных говорунов. По его прикидкам, до Скоморохово оставалось не более двадцати километров. Если немцы летят туда же, скоро он увидит их под собой. Тимофей посматривал вниз, несколько смущаясь тем, что у его самолета только один мотор. Нынче ТБ-3 казался ему домом родным, надежной крепостью, а «Ме» – необъезженным, своевольным конем.
6
Там должно быть две деревни, пятый.
7
Они куда-то спрятали самолеты, господин обер-фельдфебель! Но они там были, были! Я вижу одну из деревень! Но там теперь всё по-другому. Русские вырубили лес! (нем.)
Тимофей посматривал на высотомер: пять тысяч метров. Мотор работал ровно, без перебоев. На крыльях – никаких признаков обледенения. Внизу плыли редкие облачка, эдакие призрачные оладьи, отбрасывающие на лоскутное одеяло земли темные пятна теней. Выше подниматься не стоило. Если говоруны пилотируют юнкерсы, то вряд ли они двигаются на большой высоте. Но что он станет делать, если нагонит их и обнаружит? Внезапно Тимофей ощутил вибрацию. Прицел перед ним стал прыгать из стороны в сторону. Плохо, ай как плохо, если у самолета только один двигатель! Ненадежная тварь этот немецкий «Ме».
Рация снова ожила.
– F"unf – eins, f"unf, zwei, drei, f"unf! Ich gebe den Befehl, um den Abstand zu verringern [8] … – повелительно рявкнул начальственный баритон.
– Denken Sie daran, meine Damen und Herren! Russian schieen alles, schieen kann! [9] – отозвался ему вялый фальцет.
– Skomorohova Front geradeaus. Nehmen Sie sich Zeit, meine Herren! [10]
Тимофей запутался тогда. Смешался, не в силах справиться с вибрацией чужой, плохо повинующейся машины. Слишком уж велика скорость у «Ме». Тимофей несколько раз проскакивал мимо цели, все время снижаясь, чтобы наконец разыскать родной аэродром. Он кружился над пестрыми перелесками. Кто-то с земли палил по нему из обычной трехлинейки. Он слышал хлопки пистолетных выстрелов. Да, немцы были правы. За три месяца войны они успели хоть отчасти, но постичь своего противника. Сколько раз в тот день он пересек линию фронта? Да и есть ли она, эта линия, если в дремучих чащобах под ним бродят и сражаются в котле полуживые дивизии? Он видел свидетельства спонтанных боев. Он видел дороги, запруженные немецкой техникой, он видел сожженные дотла населенные пункты. Он искал луковицу скоморошьего храма, синюю в белых звездах. Похожие купола возвышались над островом посреди большого озера, но тогда он промахнулся, промахнулся. Топливо было на исходе, когда он заметил невдалеке черный дымный столб. Тимофей направил нос «Ме» прямо на него. Уже давно отлаяли голоса немецких летчиков, отправившихся восвояси за новым грузом бомб. А Тимофей всё кружил на низкой высоте, не узнавая местности под собой: тлеющий лес, вывороченная наизнанку земля. Пахота? Нет, вокруг Скоморохово не нашлось бы ни одного распаханного поля. Крестьяне в этих местах успели собрать урожай. Но пахать под бомбовыми ударами? Кому такое придет в голову? Наконец он нашел синюю луковицу. Проносясь над землей на высоте не более пятисот метров, он приметил ярко-синее пятнышко – зрачок незабудки, промелькнувшее под ним в клубах черного дыма. Заложив левый поворот, Тимофей ещё раз пролетел над тем же местом. Так и есть. Колокольня обвалилась, крыша храма осела внутрь стен. От белокаменного строения остался лишь черный обугленный остов. Значит, столб жирного дыма рядом – это пожар на складе горюче-смазочных материалов.
8
Пять – один, пять, два, три, пять! Отдаю команду сократить дистанцию!.. (нем.)
9
Имейте в виду, господа! Русские стреляют из всего, что может стрелять!
10
Скоморохово впереди прямо по курсу. Не торопимся, господа!
– Хана тебе, родная эскадрилья! – прорычал Тимофей.
Хоть плачь, хоть злись, а мессершмитт надо посадить. Вибрация не прекращалась, в кабине запахло дымом. Как разобраться, в чем дело, когда летишь на чужой машине? То ли это неполадки с двигателем, то ли это дым земных пожарищ проник в его кабину. Тимофей искал взлетно-посадочную полосу, но в том месте, откуда он несколько часов назад поднимался в воздух, было лишь свежевспаханное поле. Тимофей принял штурвал на себя. Подъем на пятьсот метров занял несколько секунд. На такой высоте мессершмитт все ещё слушался руля. Земля внизу прикрылась черными дымами, как одеялом. Горели леса, горели обе ближние деревни. Река серым ужом промелькнула под ним. Он снова заходил на посадку. Снижая скорость до предела, рискуя свалиться в штопор, он надеялся обнаружить под собой хоть какие-нибудь ориентиры. И он их нашел. Вера сочла бы это результатом стараний ангела-хранителя. Но Тимофей был уверен в другом: партийная совесть, отвага и смекалка его однополчан снова помогли ему выжить. Они старались, зажигали костры, подкармливая огонь валежинами. Они хотели обозначить траекторию посадки на изрытом воронками поле. Сердце мессершмитта остановилось у самой земли. Стало так тихо, что Тимофей слышал только биение собственного пульса. Теперь надо остановиться. Во что бы то ни стало остановиться! «Ме» подбрасывало на ухабах. Тимофей рулил в сторону леска. Острый нос самолета рассекал густые дымы. Вот и первые чахлые осинки лесополосы. Следом бежали люди. Тимофей разглядел знакомые лица, услышал, как его окликают по имени. Его ждали! Левое крыло ударилось о ствол молодого деревца. Самолет развернуло влево и он остановился на самом краю летного поля. Тимофей уже откинул сдвижную панель фонаря.
– Молодцы, что разожгли костры! – прокричал он. – Я сел! Я жив!!!
Он заметил внизу, под крылом, лысую, перепачканную копотью макушку Анатолия Афиногеновича. Жалкие остатки волос на его затылке были опалены, шея покрылась красными волдырями.
– Не грусти, Толян! – засмеялся Тимофей. – Где наша не пропадала? Сбегаешь в санчасть, там выю твою обработают! Ну я тебе скажу, немцы и болтуны! Треплются в эфире, как черти, и в этом-то их главное преимущество перед нами! Да!
Тимофей закашлялся, спрыгнул с крыла на землю. Анатолий молча смотрел на него покрасневшими от дыма глазами.
– Молодцы, вы, я говорю, – ещё раз повторил Тимофей.
– Нет. – Голос штурмана звучал глухо. – Эскадрильи больше нет. Нам не удалось спасти ни одного самолета. Да и тебе на немце долго теперь не взлететь – горючего нет. Ты видел большой пожар?
Отодвинув Анатолия плечом, Тимофей кинулся на летное поле. Едкий дым не давал продохнуть, глаза слезились. Не так дымят костры, сложенные из сухостоя. Нет, не так пахнет дым горящей древесины!
– Погоди! – Анатолий тащился следом, надсадно хрипя. – Ничего уж не спасти. Уцелели только «ишачки». Их мы закатили в лесок или попрятали в боксах. Остальное всё погибло, не удалось спасти.