Выбор божества
Шрифт:
6
Голова страшно болела – казалось, именно головная боль и вырвала его из уютного беспамятства.
Питер со стоном открыл глаза и тут же прикрыл – яркий свет ослепил его. Солнце поднялось не очень высоко, значит, он и часа не пролежал без сознания. Вокруг шелестел, пел, жужжал и посвистывал редкий, почти прозрачный лиственный лес.
Питер рискнул пошевелиться – вроде ничего не сломано – и, приподнимаясь, почувствовал под рукой что-то мягкое. Он лежал на этом мягком и, видимо, лишь поэтому не расшибся
Фэлри лежал неподвижно, руки его соскользнули с плеч Питера, когда тот пошевелился. Лицо в глубоких царапинах, одежда изорвана, распущенные волосы перемешались с сухими листьями, сломанными ветками и прочим мусором – казалось, из-под головы эр-лана во все стороны растекаются золотые ручьи.
Питер осторожно сполз на землю и встал на колени у неподвижного тела.
– Фэлри… Фэлри, очнись!
Он распахнул превратившуюся в лохмотья куртку – туника под ней каким-то образом уцелела – и прижался ухом к груди эр-лана. Сердце билось сильно, ровно, и Питеру стало чуть спокойнее.
И тут же накатил стыд, он с отчаянием и любовью смотрел на бледное лицо, на плотно сомкнутые, почти прозрачные веки. У обычных людей светлые брови и ресницы обычно смотрелись некрасиво, но у Фэлри они мерцали сочным золотом на фоне мраморной кожи. Одна бровь была глубоко рассечена, но организм сам остановил кровотечение, и рана уже запеклась – лишь тонкая алая струйка засыхала на щеке.
Питер не представлял, что сказать Фэлри, когда тот очнется. Прости, извини, не знаю, что на меня нашло? Сожалею, что устроил истерику, как испорченная девица, в тот момент, когда судьба моего мира зависит от меня?
Хотя – что теперь можно сделать, как все это остановить? Похоже, не остается ничего другого, кроме как найти маму и как можно скорее улететь отсюда, предоставив людей за Барьером их судьбе…
Фэлри пошевелился, открыл глаза цвета вечернего неба. И в тот же миг резко сел, схватил Питера за плечи.
– Ты цел? Не ушибся?
– Ушибся, – мрачно ответил Питер, – но, похоже, не так сильно, как ты.
Он с трудом заставил себя посмотреть в лицо эр-лану и не поверил своим глазам – тот улыбался! Осторожно потрогал рассеченную бровь, осмотрел исцарапанные руки.
– Ничего страшного, быстро заживет. У нас очень хорошая регенерация, – он посмотрел на Питера, и тот вдруг снова ощутил уже знакомый аромат – как от увядших полевых цветов, – ты все еще злишься?
– Да, – процедил Питер сквозь зубы, – я злюсь, потому что ты делаешь вид, будто ничего не случилось, вместо того чтобы хорошенько мне врезать. Да еще и чувствуешь себя виноватым. Ведь так?
Бледные щеки Фэлри слегка порозовели.
– Но ведь ты прав – это затея моего клана. А я не смог их остановить, не смог даже толком потянуть время… и… человек, на глазах которого рушится весь его мир, имеет полное право сорваться. Поэтому, если позволишь, я не буду тебя бить.
Питер тяжело вздохнул. Потом подсел ближе и начал осторожно вытаскивать
– Нам конец? – хмуро произнес он, не поднимая глаз.
– Почему? Мы только выяснили, с чем имеем дело, – поднимаясь, эр-лан охнул и оперся о руку Питера.
Стоя посреди растерзанного подлеска, они кое-как привели одежду в порядок.
– Считаешь, еще можно это остановить? – безумная надежда вспыхнула в груди Питера, – Но как?
Фэлри отряхнул волосы и заново связал их в хвост. Потер лоб исцарапанными пальцами и поморщился от боли.
– Надо лететь в Оморон. Попробуем пробиться в галовид и рассказать все, как есть. Если сеги узнают правду… если они поверят в то, что наш рассказ правда – ведь никаких доказательств у нас нет – они остановятся. Во всяком случае на время, до выяснения всех обстоятельств дела.
– Хорошо. Но сначала вытащим моих родителей из-за Барьера. Надо найти маму.
Фэлри медленно покачал головой.
– Питер… боюсь, на это нет времени. Пока мы доберемся до Оморона, пока найдем того, кто захочет нас выслушать… все это время здесь будут гибнуть люди.
– Вот именно – и мама может погибнуть! – Питер шагнул назад и сунул руки в карманы изорванной куртки. – Я не могу ее здесь бросить, как ты не понимаешь?
– Если мы остановим истребление, твои родители тоже спасутся! А если нет… куда им идти? Как только станет известно, что они пришли из-за Барьера, их тут же убьют или навсегда запрут в каком-нибудь исследовательском центре!
Они стояли друг напротив друга, и весь лес, казалось, замер, прислушиваясь к их голосам.
– Питер, только ты можешь говорить от имени людей из-за Барьера! – в голосе Фэлри появились умоляющие нотки. – Мы должны лететь вдвоем, понимаешь? Ты ведь хотел спасти людей, когда Сильван тебя спросил, ты…
– Я понимаю только одно – что ты не понимаешь ничего вообще! – Питер резко провел ладонью над поясом, и «крылья» с гудением распахнулись у него за спиной – пронизанные их светом листья деревьев засветились каждой жилкой, – Если бы ты вырос в настоящей семье, с родителями, которые любят тебя, то никогда не бросил бы их на верную смерть!
Фэлри страшно побледнел – словно на глазах застывал воск. Даже сияние золотых волос, казалось, потускнело. Питер стиснул кулаки так, что ногти почти прорвали кожу.
– Я лечу к отцу и спасу его и маму. И да, я не герой! – вдруг яростно выкрикнул он прямо в потухшее лицо Фэлри. – Не смотри на меня так! Я не герой и не обязан всех спасать, понятно?! Но я должен уберечь тех, кого люблю! Почему ты не хочешь помочь мне?!
– Потому что всех людей за Барьером тоже кто-то любит, – медленно произнес Фэлри, опустив голову, – и они любят кого-то. Знаешь, как иногда говорят про эр-ланов, Питер? Что они боги этого мира. Но бог – это не только красота, величие и могущество. Это еще и ответственность, – он судорожно вздохнул и закончил, – вот почему я не могу пойти с тобой.