Выбор Девлина
Шрифт:
– Так ты был пьян? – невольно воскликнул менестрель. Удивленный возглас Стивена привлек внимание других посетителей.
– Можно и так сказать, но я предпочитаю называть это посланием свыше, – негромко ответил Девлин.
Стивен не мог сдержать своего изумления.
– Ты прошел пешком сотни миль и предложил свою жизнь в защиту королевства только потому, что тебе во хмелю что-то там привиделось?
– Я имею право как угодно распоряжаться своей ЖИЗНЬЮ.
Нет, это никуда не годилось. Не мог же Стивен написать песню о человеке, который решил стать Избранным из-за нелепой прихоти в пьяном угаре. Девлин никак не вписывался в рамки героического образа.
– Можешь придумать для своей баллады что угодно, – сказал Девлин,
– Может быть, – согласился Стивен, чувствуя, как к нему вновь возвращается оптимизм.
Девлин прав. Возможно, следующий Избранный будет именно тем рыцарем, о которых поется в героических сагах, и Стивен увековечит его имя в песне. Менестрель уже начал представлять восторженные отзывы о своем новом творении… Правда, другой Избранный появится только после того, как погибнет этот.
– Не подумай, что я желаю тебе зла, – торопливо добавил Стивен, но Девлин уже ушел.
Вернувшись в замок, Девлин добрался до своей комнаты, лишь немного поплутав по коридорам. Пробурчав слуге, что тот свободен, он лег в постель и попытался уснуть, однако его охватило какое-то смутное беспокойство. Не надо было ходить в таверну с менестрелем, подумал Девлин. Хотя он вел себя осторожно и не выдал Стивену ничего о своем прошлом, разговор с парнишкой разбередил старые раны. Даже вино не помогло – он выпил слишком мало, чтобы забыться, но слишком много, чтобы спать спокойно.
Судьба словно насмехалась над ним: вчера, когда никто, включая его самого, не верил, что он сумеет пережить следующий день, он спал как заколдованный. По-хорошему, сегодня он должен заснуть с легким сердцем, ведь он выдержал испытание и отправил деньги тем, кого навсегда оставил. Однако сон не шел.
Девлин встал и начал ходить взад и вперед по комнате. Спальня, еще недавно такая большая, теперь казалась ему меньше, чем тюремная камера, в которой он провел прошлую ночь. Он продолжал мерить шагами комнату, и его взгляд упал на мешок с вещами, который он так и не развязал. Девлин нагнулся, поднял мешок и положил его на изрезанный деревянный стол у окна. Открыв мешок, он извлек из него свои небогатые пожитки: поношенную рубаху, медный котелок, горсть коротких арбалетных стрел, кожаный футляр с точильными инструментами и пузырек с маслом. На дне мешка находился большой предмет, завернутый в полотно. Девлин выложил его на стол и развернул ткань: перед ним заблестела головка боевого топора. На том месте, где топорище переломилось от последнего удара, еще оставались деревянные щепки. Девлин внимательно осмотрел лезвие, но следов ржавчины не нашел. Когда-то один вид топора вызывал в Девлине гордость: он сам выковал это оружие и доказал свое мастерство. Теперь же он глядел на топор и чувствовал лишь жгучий стыд.
Ему следовало оставить топор дома. Что за глупость – тащить его с собой всю дорогу! Головка без топорища – всего лишь кусок стали, бесполезная тяжесть. Не было никакой нужды брать его в путь. Кингсхольм – большой город, и Девлин наверняка подобрал бы здесь боевой топор по своему вкусу. Новый топор, не отягощенный кровавым прошлым.
Разумный человек избавился бы от этого проклятого оружия, но Девлин поймал себя на том, что тщательно удаляет остатки дерева из пазов топора. Завтра он найдет кузнеца и попробует заменить разбитое топорище.
Наконец, провалившись в забытье, Девлин увидел сон. Стояла ранняя осень, когда листья еще только начали желтеть, а колосья в полях налились золотом и ждали жатвы. Ранним утром Керри вышла из дома. В руках она держала небольшую корзинку, где лежала их новорожденная дочка. Неторопливой и грациозной походкой Керри пересекла двор. Поставив корзинку на солнышко, она присоединилась к Кормаку и юному Бевану, которые убирали спелые красные тыквы и аккуратно укладывали их в корзины, чтобы затем поставить на зиму в погреб. Картина была мирной и благополучной; несмотря на нелегкую работу, все трое радостно смеялись и напевали, не глядя в сторону темного леса, окружавшего крохотную делянку. Только Девлин заметил серебристых котравов, которые выбрались из чащи и начали осторожно подкрадываться к людям. Девлин хотел рвануться, но замер на месте, зная о том кошмаре, который вот-вот случится. «Керри! Кормак! Посмотрите на лес!» – кричал призрачный двойник Девлина… Увы, они не слышали, ведь его не было рядом с ними, как не было и на самом деле в тот страшный день.
В последнюю секунду Керри обернулась и увидела приближающуюся опасность. Она криком предупредила остальных и, схватив лопатку, бросилась к корзинке с младенцем. Котрав помчался за ней. Керри подняла с земли тяжелую тыкву и швырнула ее точно в котрава. Тыква ударила его между глаз, но это задержало его лишь на миг. Мерзкое создание потрясло головой и вновь ринулось вслед за Керри. Котрав сделал прыжок, и Керри, падая, накрыла ребенка своим телом. Она отчаянно отбивалась, но у нее не было оружия, только садовая лопатка, и справиться с мощью адского зверя женщина не могла. У Девлина разрывалось сердце, однако сон заставлял его смотреть на это ужасное зрелище снова и снова. На глазах у Девлина Керри теряла силы, из ее ран струилась темно-красная кровь. Крик застыл у Девлина в горле, когда он увидел, что два других котрава уже загрызли Кормака с мальчиком и теперь жадно разрывают на части мертвые тела.
Когда кровь матери залила корзинку, девочка начала плакать. Котрав толкнул лапой тело Керри и понял, что звук исходит снизу. Огромные челюсти сомкнулись на руке женщины, и зверь принялся оттаскивать тело, пока корзинка не оказалась на виду. Малышка не переставала плакать, и, привлеченные шумом, два других котрава приблизились к ребенку. Самый большой монстр обнюхал крохотное тельце и перевернул корзину лапой. Когда дочь вывалилась в грязь, Девлин сжал кулаки в бессильной ярости. Один из котравов начал подкидывать девочку, как мячик, остальные вступили в игру, забавляясь с ребенком, словно с мышью. Острые когти вонзались в нежную кожу, и испуганный плач младенца перешел в крик боли. Казалось, жуткие мучения ребенка доставляют монстрам удовольствие…
Постепенно крики стали ослабевать и прекратились совсем. Потеряв интерес к мертвому ребенку, вожак котравов направился к дому. Там никого не было. В сарае блеяли овцы и кудахтали куры, но котрав лишь презрительно фыркнул – такая легкая добыча не интересовала колдовское создание. Вожак вернулся к остальным чудовищам; потершись мордами друг о друга, все трое скрылись в лесу.
Девлин видел, как его двойник приблизился к растерзанному тельцу дочери, взял ее на руки, прижал к груди и расправил крохотные ручки и ножки ребенка, как будто это могло чем-то помочь. Девочка раскрыла глаза, и их взгляд обжег Девлину душу. «Почему?» – спросила дочь. Это было первое и последнее произнесенное ею слово. Девлин открыл рот, но не нашел ответа. Свет жизни померк в глазах ребенка, и он снова держал на руках мертвое тело.
Сон оборвался так же внезапно, как пришел, и Девлин проснулся. Он медленно разжал кулаки, чувствуя боль там, где ногти впились в ладони. По щекам текли слезы. Оплакивать тех, кого он потерял, Девлин мог только во сне.
И тут же на него навалилась тупая давящая пустота, как будто все краски жизни, все чувства ушли, и осталась одна бездушная оболочка. Горе Девлина терялось в этой пустоте, точно камушек, брошенный в бездонный колодец. Он не мог ничего изменить, не мог снова стать человеком, которым был до того дня. Ему никогда не избавиться от вины и кошмарных снов. Он должен был находиться рядом, должен был спасти свою семью – или погибнуть вместе с ней. Он не достоин жить дальше.