Выбор Донбасса
Шрифт:
и слово «жизнь» укутывает плечи
я думаю о том кто там в плену —
и вновь своё бессилие кляну
сердито плачу и взываю — помоги же
мученья здесь не стоят ни гроша
когда в железной клетке чуть дыша
ты смерти ждёшь — и вот она всё ближе
а знаешь брат когда б я там была
то тоже бы себя не берегла
что нам беречь в такие наши годы
чем в закутке с болезнями стареть
уж лучше бы в сраженье умереть
за наши два любимые народа
я
что за привычка говорить в стихах
о том о чём подумать даже больно
но на свободе чудом ты — и вот
Господь тебе вторую жизнь даёт
звучит под сердцем оклик колокольный
рассвет медсёстры с топчанов встают
в далёком крае петухи поют
что за окном — россия украина
нет просто родина — одна она у нас —
и я лечу над нею в судный час
на крыльях утра и новокаина
Омич
Другу
Что ж не жилось тебе, Серёжа Свирский,
зачем покинул город свой сибирский?
Рюкзак, аптечка — пластырь да бинты,
нож боевой да камуфляж зелёный,
бумажник с карточкой, где мама возле клёна
стоит и смотрит
как уходишь ты…
Такой красивый — девичья отрада,
тебе б жениться, молодому, надо,
а ты упёрся, бросил институт…
Вот оглянулся — и перекрестился,
и целый мир под сердцем уместился,
его обычно Родиной зовут.
Ты пролетал во снах, по Божьей воле —
над степью, взоранной войной, над Диким Полем,
(хранитель-ангел справа за плечом),
над городами в горе и разрухе,
где горько плачут дети да старухи —
родные, хоть рождён ты омичом…
Твой прадед был солдатом, дед — солдатом,
из тех, что победили в сорок пятом,
из тех, на ком земля стоит, мужчин.
И ты солдатский выбрал путь, Серёжа:
теперь кевлар — твоя вторая кожа,
защитник русский — твой военный чин.
Следить, чтоб люди мирным сном заснули,
закрыть собой их от беды и пули
да отразить смертельный взмах секир.
Ты в этот край страдающий приехал
не поиграть в кровавую потеху,
а встать за мир — за Новоросский мир!
За Вадима Негатурова
спасибо Господи что не причастна я
к возне писательской вокруг посмертной боли
того кто заживо на Куликовом поле
сожжён под злобный гогот воронья
не осуждай твердят — пошли-ка вон
я обличаю всех кто варит бизнес
на том огне что погубил отчизну
и всё горит горит со всех сторон
а вам бы только подрубить бабла
да пожюрить да пропихнуть бабёнок
да в жэзээл скорее тиснуть томик
сжигали сволочи и вы из их числа
души-то нет у вас — она и не болит
по трупам прёте перегнив в вине и блуде
очистки человечьи вы не люди
когда ж вас огнь всевышний попалит
* * *
Я сама себе — Украина!
Вы уж там, за таможенным тыном,
без меня разбирайтесь: кто чей?
У меня здесь два сына и Нина,
бабынастина греет ряднина
в знобизне московитских ночей.
Вы открыли католикам брамы?
Здесь мои православные храмы,
их любой предпочту я родне.
Полюбила Россию сердечно
и верна ей останусь навечно.
Где мой Бог — там и родина мне.
Час придёт — за зелёным оврагом
на Николо-Архангельском лягу
рядом с дочкой, за то и держусь.
Рай земной мне — хрущёвская двушка.
А что я — не скрывать же! — хохлушка —
так я этим безмерно горжусь.
Не ношу вышиванки и плахты,
но увидев меня, всякий «ах ты!»
вскрикнет, глазом по торсу скользя:
и изогнуты бёдра, как лира,
и за пазухой вложено щиро,
так что не заглядеться нельзя!
Я пою «цвитэ тэрэн» прекрасно,
юмор уманский (своеобразный)
приправляет тщету здешних щей.
А любить — так что дым коромыслом!
А работать — так с толком и смыслом,
чтоб трещали зажимы хрящей!
Разделила граница нас с мамой:
связь по скайпу, звонки, телеграммы
заменили свиданий живьё.
Но уж если домой вырываюсь —
милой мовой своей упиваюсь,
аж пьянею от звуков её…
И в Москве духовитейшим салом
украинским пропахли вокзалы,
рынки, стройки, бордели, ворки.
Только что-то не очень стремятся
на Москве украинцы брататься.
Друг пред другом молчат земляки.
Видно, в каждом — своя Украина...
Мне, конечно же, не всё едино:
не хочу, чтоб бугристый урод
(или кто там подходит вдогоны)
сфасовал её землю в вагоны,
И отправил Америке в рот!
Я молюсь: сохрани её, Боже,
и меня, её часточку, тоже.