Выбор Донбасса
Шрифт:
а справа стоят огнедышащие расчёты.
— Ребята, прикройте, я отхожу, ребята! —
Мария кричала и падала навзничь в почву,
и кровь её растекалась, как сок граната.
Мария, моя Мария, шахтёрская дочка.
* * *
На самой вершине дальнего рыжего террикона,
где колокольный звон — музыка из привычных,
они встретятся — отец и дочь — натянут сетку для бадминтона,
а у подножия плещется море — поле пшеничное.
И у
и только Донецк с его улицами, проспектами и мостами
навсегда останется с ними, будет их лучшей частью,
навсегда останется с нами — погостами, розами и крестами.
Это память, с которой не стоит бороться, она нетленна.
Я помню звук, с которым стреляют «грады», ложатся мины.
Но Донецк — это не просто город, это вселенная,
Донецк — это шахтёрские девочки и песня их лебединая.
Екатерина Ромащук (Горловка)
* * *
Мой ребёнок рисовал войну.
Очень ярко. В красно-чёрном цвете.
Я же ощутила вдруг вину,
Будто это я за всё в ответе.
Мой ребёнок рисовал солдат,
Гибнущих сегодня на рассвете.
Мне ж казалось, что внутри снаряд
И лишь я за эту боль в ответе.
Мой ребёнок рисовал свой страх
Вместо лета, как другие дети.
А душа сжималась, как в тисках,
Будто я за всю страну в ответе.
Зайцево
Опять звонила маме «на границу»
(Они с отцом близ Зайцева живут).
Им днём покоя нет, и в ночь не спится,
Ведь где-то рядом миномёты бьют.
Опять сжимаю трубку телефона,
А взгляд мой устремлён куда-то вдаль.
Смеётся мама: «Держим оборону!» —
Но чувствуется в голосе печаль.
«Сегодня солнце. В огород бы, дочка,
Но сильно бьют… отложим на потом.
Наверное, «весёлой» будет ночка,
Дай Бог, чтоб не попали только в дом…»
А сердце разрывается на части,
Ведь где-то там идет борьба за жизнь.
«Поверь мне, мама, мы дождёмся счастья
Жить без войны! Ты, главное, держись…»
Не страшно
Свою страну всем сердцем ненавижу,
Где люди к бедам слепы и глухи.
Не страшно умирать. Страшнее выжить
Калекой без руки или ноги.
Глаза не закрываю на потери,
Но сколько ж можно это продолжать?!
Не страшно понимать. Страшней не верить,
Что в Горловке закончат воевать.
Дотла сгорают свечи-обелиски,
У
Не страшно за себя. Страшней за близких,
Которых боль сильнее во сто крат.
Владислав Русанов (Донецк)
ВАЛЬС ОБРЕЧЁННЫХ
Нас не язвите словами облыжными,
Жарко ли, холодно? По обстоятельствам...
Кто-то повышенные обязательства
Взял и несёт, а мы всё-таки выживем.
Мальчики с улиц и девочки книжные...
Осень кружится в кварталах расстрелянных.
Знают лишь ангелы срок, нам отмеренный,
Только молчат, а мы всё-таки выживем.
Не голосите, холёно-престижные,
Будто мы сами во всём виноватые.
На небе облако белою ватою
Мчит в никуда, а мы всё-таки выживем.
Не разобраться, что лучше, что ближе нам?
«Шашки подвысь, и в намёт, благородие!»
Нам смерть на Родине, вам же — без Родины.
Вот как-то так... А мы всё-таки выживем!
* * *
Хотел бы с тобой проснуться, носом уткнувшись в макушку.
Ветер-проказник грустный — воет в печную вьюшку.
Зеленоглазое чудо. Запах кофе с корицей.
Хотел бы туманным утром рядом с тобой родиться.
Скрещение шпаг над камином, пепел подёрнул угли.
Рассвет бесконечен синий, белые свечи потухли,
Давай, не пойду на службу, пусть вьюга заносит тропки.
Мой голос опять простужен, я буду, как в юности, робким.
Я буду предельно честен, я не играю болью,
Я буду петь тебе песни о мире, забывшем войны.
Где бродят единороги, где ветер колышет травы,
Где старцы мудры и строги, где реки текут величаво.
Где на околицу смело выходят олени и лани,
Где губы мои неумелы, где неуместно прощанье.
Где враг не поднимет перчатки... Да нет там врагов и в помине,
Как нет тоски и печали, а шпаги висят над камином.
Где меряют время пряжей, где в чаще блуждает леший,
Где мздою не купишь стражу, где даже мытарь безгрешен,
Где я по росе медвяной хромаю тебе навстречу,
Любовью и счастьем пьяный сжимаю хрупкие плечи...
А ветер в печную вьюшку, по-прежнему завывает.
Неправда, не верь... Послушай! Такой земли не бывает.
Здесь рыцарь шишигой загрызен, кровью хрипят менестрели,
Принцесса прощается с жизнью под завыванье метели.