Выбор есть всегда
Шрифт:
Он пытался вернуться в свое будущее, но я спрятала браслет, а он не мог самостоятельно найти его. Я наотрез отказывалась позволить ему умирать в одиночестве. Я сильная и справлюсь с этим.
Конечно, в смерти не было ничего романтичного. Старику требовался серьезный уход.
– Ты не должна видеть меня таким, - ворчал он. – Уходи, уходи, не смотри на это.
Я бережно брала его за руку и успокаивала легким пожатием.
–
Это произошло довольно неожиданно. Мы знали точную дату, и на самом деле, Эдвард даже пережил ее. Хорошее настроение и внимательный уход, вероятно, стали причиной небольшого увеличения его жизни. Срок прошел, и старик все еще оставался со мной, хоть и заметно исхудавший. Без мощного компьютера и специальной программы Эдвард не мог узнать новой даты, оставалось только ждать.
Он начал задыхаться ночью, как раз когда мой будильник прозвонил в три. Когда я взглянула на мужа, он смотрел в потолок пустыми глазами, едва вдыхая и выдыхая. Я сразу поняла, что это – оно. То страшное мгновение близкой смерти, которого мы с содроганием ожидали.
– Эдвард? – вскричала я, и он схватился за мою руку, не поворачивая головы.
– Белла… мне нель... оста…
Только Эдвард мог помнить об ответственности в такой ужасный момент.
– Я отправлю тебя назад, не беспокойся об этом. – Не выдержав, я заплакала, прижимая его холодную ладонь к своей щеке. Слезящиеся старческие глаза с трудом остановились на моем лице, полные бесконечной любви и благодарности.
– Спасибо те… за все, - с трудом проговорил он между слабыми вздохами. – Спа.. что приютила.
– Я люблю тебя, - рыдала я, глядя, как из потускневших хамелеонов исчезает свет.
– Лучшая жена, - беззвучно ответил он и закрыл глаза навсегда. Упав на его грудь, в которой больше не билось отзывчивое, доброе сердце, я дала волю слезам, хотя оплакивать смерть мужа в моем случае было несколько иррационально – я же знала, что просто стала случайным свидетелем будущих событий, а не настоящих. Но я была рада, что облегчила ему уход в мир иной.
Почти невозможно было заставить себя попрощаться – я так привыкла к присутствию старика, что без него дом опустел, и гулкое эхо моих всхлипов не наполняло комнату жизнью. Закрепив браслет на расслабившемся безжизненном запястье, я открыла крышечку, предохраняющую устройство от случайных ударов или нажатий. Много дней назад, еще когда я не спрятала браслет, Эдвард рассказал мне, как им пользоваться, чтобы я могла вернуть его тело обратно. И теперь оставалось лишь, в последний раз поцеловав холодный неподвижный лоб, нажать кнопку. Рыдая на коленях перед кроватью, я смотрела, как мой покинувший этот мир возлюбленный исчезает. И только одна вещь осталась здесь, как напоминание о том, что этот Эдвард был в моей жизни – пустующее инвалидное кресло. Уронив голову на остывающую постель, я вновь зарыдала, не в силах успокоиться.
Чьи-то сильные руки обняли меня сзади. Развернувшись, я прижалась к Эдварду с ужасом и облегчением. С ужасом, потому что он не должен был узнать о старике, по крайней мере, не таким образом, не когда тот только-только покинул это время. И с облегчением, потому что нуждалась сейчас в присутствии мужа, чтобы поверить – он еще живой, я не проводила его минуту назад.
– Тш-ш, - ласково шептал Эдвард, гладя меня по голове как маленькую девочку. Мы устроились на ковре: моя голова на его плече, а руки крепко и отчаянно обхватывают талию. – Все хорошо, я здесь и никуда не денусь.
– Я собиралась тебе рассказать, прости меня… - оправдывалась я сквозь всхлипы. Не хотела, чтобы он узнал вот так, сам. Как будто я лгала мужу. – Но он взял с меня слово молчать… Я бы рассказала тебе сегодня, клянусь!
– Я знал уже несколько недель, - шокировал меня признанием Эдвард, и я подняла на него заплаканные глаза, испытывая невыразимое облегчение от того, что вижу его живым и здоровым. – Тот день, когда ты проспала ночное кормление, помнишь? Я нашел тебя под утро в этой комнате и ушел, чтобы не смущать вас обоих… Поэтому я отлучился на две недели – видел, чтоб вам с ним необходимо побыть наедине. Не стал мешать.
– Прости… - взмолилась я, не желая никогда быть причиной его боли.
Но Эдвард был поразительно великодушен.
– Тебе не за что винить себя, – сказал он. И скривился от досады: – Это я поступил неправильно. Надеюсь, никогда не узнаю, что толкнуло меня явиться сюда, и уж тем более – остаться так надолго и позволить тебе наблюдать, как я умираю!
– Это моя вина. Я отняла у тебя браслет, чтобы ты не сбежал, - созналась я без сожаления. – И спрятала его подальше, вынудив тебя остаться. Не могла позволить тебе страдать, ты выглядел очень одиноким и измученным…
Эдвард покачал головой, осуждая поступок своего будущего воплощения.
– Я постараюсь не допустить повторения этого, моя малышка. Клянусь тебе.
– Нет! – яростно закачала я головой, возражая против такого решения. – Наоборот – ты должен немедля сюда явиться, как только тебе станет плохо или одиноко. Эдвард, раз уж у тебя есть уникальная возможность путешествовать, незачем мучить себя понапрасну. Я существую здесь для тебя и ради тебя. Не важно, в каком ты возрасте и какая у тебя причина, ты можешь на меня опереться в трудную минуту. Я не смогу жить спокойно теперь, зная, что ты собираешься обречь себя на страдание. Пожалуйста, пообещай, что не станешь себя истязать, - вцепилась я скрюченными от напряжения пальцами в его рубашку.
– Я люблю тебя!
– Ты потрясающая, - Эдвард смотрел на меня так, будто впервые увидел. А затем впился поцелуем, поглощая протесты и затихающие всхлипывания.
Это было то, что нужно, чтобы стереть боль последних минут – страсть молодого сильного тела, убедительное присутствие живого Эдварда.
– Не здесь, - пробормотал он, поднимая меня с ковра и унося в нашу спальню. Где ласковыми прикосновениями и обжигающими поцелуями заставил забыть о том, что я недавно испытала. Жизнь продолжалась, стремясь к своему логическому завершению. Но в тридцать еще рано было думать об ее финале…