Выбор Кота
Шрифт:
— Пиво из кореньев? Я знаю, что такое коренья. И пиво тоже.
— Это такой сладкий напиток. Ты даже не представляешь, как он хорош после целого дня на марше.
— А грибы?
— Я однажды видел, как хар-рэки на привале обрывали грибы с упавших деревьев, ели их и даже устроили драку. Я подумал, что и тебе грибы нравятся.
— Те, что ты приготовил, вполне съедобны, не более того. Ты, мой Дэвид, не пробовал сердечного корня, который даже лучше вашего хлеба.
— Как ты научился так хорошо говорить?
— У нас есть традиция, мой Дэвид. Когда кто-то задает вопрос, на который требуется развернутый ответ, то он сам должен быть готов рассказать историю. Идет?
— Идет, — кивнул Валентайн.
— Я родился здесь, мой Дэвид, и стал одним из первых младенцев, увидевших свет после того, как мое племя обосновалось в этих краях. Мне сорок один год, и тут мой дом. Те, Серые, с которыми вы воюете, тоже происходят от моих предков. Они предпочитают жить в джунглях, у них нет письменности, они не умеют обрабатывать металл и камень. А мы зовемся Золотыми, живем в горах и долинах, строим плотины и мосты, прокладываем дороги. Куриане заманили многих из нашего племени и Серых сюда, в ваш мир, обещая отдать нам земли, отобранные у развращенной и слабой расы. Они дали нам ружья и всякие безделушки, обучали нас и раздавали обещания. А мы ценой своих жизней обеспечили их победу. Мои родичи презирали твоих, многие из которых продали соплеменников ради власти и небольшого вознаграждения. Они считали, что вы получили то, что заслуживаете. Мы, Золотые, предпочитаем быть строителями и земледельцами, а не разрушителями и поэтому при первой же возможности заявили свои права перед курианами на нашу территорию. Наш клан обосновался вокруг прекрасного каменного дома, бывшей библиотеки, в том месте, которое вы называете Омаха. Мой отец надзирал над нашими людьми-работниками, так что я часто слышал вашу речь. Еще в юности я выучился говорить и писать по-английски. Я прочел очень много ваших книг, играл на электронных игрушках вашу музыку, в общем, вырос на вашей культуре. Я начал расходиться со своими родителями во мнениях. Сначала это был просто протест, затем я пытался их переубедить. Прорицатель из нашего клана сказал, что мое предназначение — быть связанным с людьми. И я выбрал профессию торговца. Я часто бывал в гостях у Большого Человека в Омахе, и он угощал меня чаем. Мне встречались контрабандисты на заправленных бензином внедорожниках. Когда меня несколько раз надули, я усвоил хороший урок: сначала узнай человека, а потом торгуйся с ним, изучи как следует товар, прежде чем его продавать. Я узнал таких людей, которым мог смело доверить собственную жизнь. И таких, что были подлее собак. К тридцати годам я уже сидел возле Главного Старейшины во время всех его встреч с представителями вашей расы и помогал переводом и советами. Люди порой не могут скрыть, что лгут. Когда мне исполнилось тридцать пять, я сам стал Старейшиной, на десять лет раньше, чем обычно выпадает эта честь. И я надеялся, что в один прекрасный день превзойду достижения моего отца. У нас по соседству располагались отличные сады, где росли сердечные корни. Они были повсюду: на влажных почвах и засушливых. Это наш главный товар. Мы научились разводить ваших животных, нашли, что цыплята довольно вкусные и их легко содержать. У нас были хорошие владения, и мы занимались тем, что выкорчевывали все отжившее и прививали все новое на нашей плодородной почве. И тут явился «Ломаный крест», символ нашей погибели. Сначала я встретил их с надеждой. Они выказали по отношению к нам большое уважение. Человек, назвавшийся послом, призывал добровольцев на службу новому хозяину по имени Генерал, обосновавшемуся к югу от города. Взамен он обещал помощь Генерала в защите наших земель. Этот посол, который поначалу произносил сладкие речи, превратился в настоящего мерзавца, как только понял, что мы не собираемся выполнять все его желания по первому требованию. «Мы всегда умели сами за себя постоять, — сказал Старейшина. — Думаю, единственное, что вы можете нам предложить, — это чтобы ваш Генерал оставил нас в покое. Поищите пушечное мясо где-нибудь еще».
Валентайн ясно представил себе эту картину. На ступенях восстановленной грогами библиотеки Золотые совещаются между собой, поглядывая на одетых в форму «ломаных» под черно-белым флагом со свастикой. Ан-Ха, разгоряченный собственным рассказом, то и дело сбивался на свой родной язык, речь его текла плавно, язык поднимался и опускался, как качающаяся на высоких волнах лодка.
— После долгих разговоров, порой резких, порой мягких, Главный Старейшина постановил, что все желающие могут уходить к «ломаным». Люди Генерала обещали им хорошие земельные наделы после того, как будут завершены «действия по уничтожению банд повстанцев и террористов». Золотые уже слыхали подобное и раньше, во времена наших отцов и дедов, и заплатили многими жизнями и страданиями за разоренные, отравленные земли. Тем не менее нашлись такие, кто отправился вслед за послом на юг. Осенью он пришел снова и опять требовал новобранцев. Уже без лишних слов рассерженный Главный Старейшина отправил его восвояси. И на этот раз с послом ушло лить двое недовольных грогов, в то время как в свой первый приход он завербовал десятки Золотых. В третий и последний раз он явился весной, вот уже более трех лет назад. Его сопровождал один из ушедших с ним в прошлый раз добровольцев. Новость, которую они сообщили, вызвала у нас настоящий шок. И если бы не вооруженная до зубов свита посла, могло бы случиться кровопролитие. Куриане назначили этого добровольца по имени Хай-Хефл (гореть ему вечно в аду) нашим новым правителем. Не Главным Старейшиной, а именно правителем. Разумеется, сам Хай-Хефл не заявил вслух об этих своих бесстыдных притязаниях. Он знал, что боги не позволят, чтобы язык этого изменника выговорил такие слова. Все, даже Главный Старейшина, стояли молча, пораженные объявлением, которое сделал посол. Меня обуял гнев, и я выступил вперед и сказал: «Вы все, убирайтесь, а то умрете на месте». Посол не обратил на меня внимания и обратился к Главному Старейшине. Тот процитировал договор, передающий эти земли, пусть ограбленные и отравленные, в наше полное распоряжение и управление таким образом, как мы посчитаем нужным. «Ах, — произнес посол, — тут это действительно сказано, но поскольку управлять вами будет по-прежнему один из Золотых, договор остается в силе, куриане не отступают от своих обещаний». И он еще много нагородил подобного вранья. Главный Старейшина разозлился, шерсть на нем встала дыбом. «Вот уже во второй раз за свою жизнь я слышу, как простые слова выворачиваются наизнанку, и оба раза в этом замешаны твои хозяева. Убирайся к этой своре собак и никогда больше не приходи к нам. Хай-Хефл и все остальные, кто ушел к „ломаным", если не вернутся в течение недели, исключаются из нашего клана». При этих словах семьи тех, кто покинул нас в те первые два раза, пришли в ужас. «Вы можете попытаться применить силу и навязать нам этого узурпатора, но не рассчитывайте, что это будет легко сделать, — сказал Старейшина. — Домой вы вернетесь без тех, кого у нас завербовали, а своих потеряете еще больше». Я поддержал эту храбрую речь. А остальные Старейшины стояли молча и хмуро до тех пор, пока посол и его верный пес Хай-Хефл не убрались восвояси. Затем вспыхнул спор. Некоторые говорили, что лучше сохранить то, что мы уже создали, чем ввязаться в войну и потерять все, что имеем. Другие считали, что нам надо уходить на север, туда, где нас не достанут люди Генерала и куриане. В конце концов Старейшины постановили отправить каждого десятого члена клана на север, а затем — на запад, в сторону гор, о которых мы были наслышаны, в той стране, что вы называете Канадой. Там можно было не опасаться куриан, для которых те края были слишком холодными. Меня благодаря умению общаться с людьми выбрали возглавить этот десант, но я отказался. Я все еще был под впечатлением тех слов, что произнес возле Клан-Холла, и самым большим моим желанием было увидеть, как Хай-Хефл явится со своими новыми хозяевами устанавливать у нас свой подлый порядок.
Ан-Ха сделал паузу, уставившись на тлеющие угли костра, разожженного в сложенном из камней очаге. Они уже позавтракали, а день обещал быть слишком жарким, чтобы поддерживать огонь. Так что они позволили костру медленно угасать.
— Не буду подробно описывать, что случилось дальше. Мы превратили сады в траншеи, дома — в крепости. Круглые сутки носили оружие. Детей спрятали в подвалах. Мне казалось, что у нас есть шанс победить. Или, по крайней мере, измотать их в борьбе, так что наше поражение стало бы и их поражением тоже. И тогда наши дети не будут расти под их гнетом. И вот они пришли. Мы никогда прежде не видели таких воинов. Наши пули валили их с ног, но не убивали. Даже в рукопашном бою их дьявольская сила превосходила нашу, и на одного их убитого приходилось десять наших. На вид они были как обычные капюшонники, но владели оружием с присущей людям сноровкой. У них были взрывчатка, ружья, извергающие огненные потоки, и пушка, установленная на тягаче. Хуже всего были их минометы. Гроги боятся огня так же, как некоторые из вас страшатся змей, пауков или большой высоты. Наша участь была плачевной. Несколько моих соплеменников, включая моего отца и меня самого, обороняли здание в саду перед входом в Клан-Холл. Они подтащили туда ящики со взрывчаткой. И когда я это увидел, созвал всех наших, и мы ушли через тайный ход, ведущий в старую библиотеку. Взрыв разнес все вокруг в пух и прах. Я осмотрел потом Холл. Бомба или осколок снаряда угодил в подвал, где прятались дети. Они все погибли. Я прошел по другому подземному ходу к посту, на котором командовал Главный Старейшина, но нашел там только кровавые пятна на полу. Я поставил себе цель отомстить Хай-Хефлу за гибель моего клана. Я выслеживал его, бродя вокруг руин, оставшихся от наших владений, поджидая случая расправиться с ним. Но он заправлял судьбами выживших под охраной людей и телохранителей из числа Серых. Только представь себе этот безграмотный сброд, который непрестанно жует жвачку и почесывается, пока Золотые надрываются, работая на них. Как ни странно, но те немногие из наших, кому удалось спастись и спрятаться в городе, избегали меня. Возможно, их так настроил Хай-Хефл, который говорил, что это я навлек беду на клан своими неосторожными речами и что вообще все эти смерти и разрушения произошли оттого, что несколько сумасшедших вроде меня повлияли на Главного Старейшину. И теперь мой народ живет так же, как многие из тебе подобных, мой Дэвид. Немногим лучше рабов. И слушаются приказов одного из Золотых, который повторяет ту ложь, которую ему велят говорить. Мне ничего не оставалось, как уйти из города и поселиться одному. Я все еще жду, что мне повезет. Но иногда подумываю о том, чтобы отправиться на север и узнать, удалось ли спастись там в горах десятой части нашего клана.
Валентайн полез в свой планшет.
— У меня тут есть несколько карт. Может, они тебе помогут?
— Я тоже захватил несколько из вашей старой библиотеки. Но я не пойду на север, пока не отблагодарю тебя.
Валентайн покачал головой:
— Хватит говорить об этом! Ты мне ничего не должен. Стоило мне взглянуть на того, кто прикончил голыми руками тех гарпий, и я сразу же проникся к тебе симпатией. И с моей стороны это была вовсе не милость, а дань уважения.
— Ладно, посмотрим, мой Дэвид. А теперь твоя очередь рассказать мне свою историю. Мне ужасно нравится слушать про людей. На самом деле мне ни разу не удавалось по-настоящему долго беседовать с вами. И я чувствую, мы с тобой родственные души. Ведь и тебе пришлось глотнуть немало горя, и это мучает тебя.
— Хорошо бы сейчас выпить, — сказал Валентайн.
— Ты хочешь сказать, вина или ликера? — спросил Ан-Ха. — Мы умеем делать отличное вино из фруктов, так называемый этродж. Но с собой у меня его нет. Кончился еще до того, как налетели эти твари.
— С удовольствием попробовал бы, — сказал Валентайн, оглядываясь на треснувшие стены дома, грязный потолок и покореженную мебель. — Ты поведал мне о своих сородичах. Даже не знаю, что рассказать о своих. Мы делим друг друга по цвету кожи и по языку, по тому, где мы живем и чем занимаемся. Вернее, так было прежде. А сейчас, я считаю, осталось только три группы людей: те, кто помогает курианам, те, кто их терпит, и те, кто им сопротивляется. Те, кто им помогает, не вызывают у меня никаких симпатий. И это же относится к большинству из тех, кто их терпит. Если долго об этом думать, невольно отчаешься. Сам я принадлежу к той группе, которая с курианами борется. Как и мой отец. Я не знаю точно, по какой причине он покинул Миссию, но сейчас, когда я уже сам служу ей несколько лет, могу догадаться. Мне неизвестно, когда он встретил мою мать — до или после того, как бросил воевать. Думаю, это случилось уже после. Он попытался мирно жить примерно в трехстах милях к северу отсюда. Совсем как та ваша «десятина», ушедшая в края, где зимы слишком длинные и холодные для куриан. Мои родители создали семью — сначала родился я, затем мои брат и сестра. В Северной Миннесоте люди каждое лето уходят в леса и возвращаются только осенью. Летом мы прятались от полицаев — ты ведь знаешь, кто они такие, правда? И от Жнецов. А зимовали мы в своих жилищах. Стараясь выходить, только чтобы нарубить дров или на подледную рыбалку. Я думаю, мой отец не слишком далеко забирался в лес. Нас нашел патруль полицаев. Меня в тот момент не было дома — я ушел собирать колоски. Они убили всю семью. Скорее, просто чтобы развлечься. Один человек, старый священник, друг моего отца, воспитал и выучил меня. Когда мне вот-вот должно было исполниться восемнадцать, в нашу деревню пришли солдаты со Свободной Территории Озарк.
— Я слышал об этом месте, — сказал Ан-Ха. — Вы там причиняете беспокойства курианам.
— Беспокойство, — машинально поправил его Валентайн. — Но ты, наверное, хотел сказать: «Вы создаете проблемы курианам».
— Не проблему? — уточнил Ан-Ха.
— Нет, — ответил Валентайн, и Ан-Ха недовольно покачал головой.
«Мы и впрямь родственные души, — подумал Валентайн. — Ну кто еще, когда на каждом шагу подстерегает смерть, станет беспокоиться о грамматике?»
— Рассказывай дальше, — потребовал Ан-Ха.
— И я отправился на юг вместе с другими молодыми ребятами из Миннесоты. Мне было интересно узнать, кто такие эти люди, что сражались вместе с моим отцом. Мне хотелось что-нибудь сделать — отомстить за них или заменить их. Следуя по стопам отца, я мог понять, кто такой я сам. Во всяком случае, так мне тогда казалось. И я жаждал крови. Показать этим подонкам, что они могут убить наших отцов и матерей, но мы, их сыновья и дочери, тут же встанем на их место. Моя одноклассница, девушка по имени Гэбриэлла, тоже присоединилась к этой группе. У меня… были чувства к ней.
— Понимаю, мой Дэвид. Когда вы, люди, спариваетесь? В этом возрасте?
— Спроси лучше, когда мы не спариваемся.
Ан-Ха сложил руки на животе. Валентайн уже неплохо его изучил и знал, что этот жест означает крайнюю степень веселья.
Валентайн продолжил рассказ:
— В первый год нас заставляли чуть не до смерти трудиться на строительстве и фермах. Я думаю, они таким образом отсеивали непригодных. Мы закалялись, учились действовать сообща, и каждая капля нашего пота шла на пользу Свободной Территории. Но в тот год Гэбриэлла погибла — по вине этих чертовых гарпий и Жнеца. Мы сумели их наказать. Но Гэбби этим было не вернуть.
— Ты странный солдат, воюешь в одиночку, — заметил Ан-Ха.
Валентайну не хотелось говорить лишнего.
— Это долгая история. Считай, что я просто разведчик, который зашел слишком далеко.
— А теперь ты возвращаешься домой?
Валентайн кивнул:
— Да, домой.
— Я думаю, нам суждено было встретиться, мой Дэвид. Мы оба потеряли свои семьи. И оба бродим в одиночку. Ты почти вдвое моложе меня, но твоя нога ступала там, куда я отваживался перенестись лишь в мечтах. Я видел, как у тебя загорелись глаза, когда я упомянул людей Генерала и «Ломаный крест». Может, ты передумаешь прямо сейчас возвращаться домой, если я скажу тебе, где именно их можно найти?