Выбор оружия
Шрифт:
— Но-о… — Напарник схватил поводья и потянул коня в сторону, под прикрытие домов.
Я спрыгнул с телеги. Никита набросил поводья на покосившийся плетень, погладил коня по пегой шее и ласково сказал в подрагивающее ухо:
— Мы за тобой вернемся.
Безумный попятился, кося на Пригоршню выпученным глазом. Мы пошли к площади. Возле нее высилось единственное здесь двухэтажное здание — еще и с деревянной башенкой над скошенной крышей. В башне виднелось узкое окно, заколоченное досками.
— Военные. Видишь? Я сказал тихо:
— Ага. Теперь осторожно надо.
— Я понял уже. Слушай,
— Это, по-моему, курятник, — возразил я. — А вон поле с этим… с бураком. Зачем им столько бурака?
Он не ответил, сосредоточенно разглядывая две группы людей на площади. Нас пока не замечали. Одна группа — в основном мужчины, хотя среди них было несколько женщин — вытянулась длинным рядом. Сомнительно, что люди встали так сами, скорее их выстроили, чтобы каждый был на виду. Одеты обычно для Зоны, без оружия — во всяком случае, я его пока не заметил. Они выстроились спинами к полю и кустам, глядя на солдат в обветшалой грязной форме ооновских войск. Я такую видел у вояк с Кордона — тех, кто из иностранного контингента. Среди них выделялся один, в форме офицера, выглядевший более опрятно, чем остальные, высокого роста, с черными, гладко зачесанными волосами. Капитан, или кто он там был, стоял возле армейского автомобиля — нечто среднее между джипом и небольшим грузовичком — с массивными колесами и бронированной кабиной. В открытом кузове лежали мешки и ветхие деревянные ящики, в кабине виднелся одинокий силуэт.
Теперь мы шли совсем медленно, стараясь не привлекать к себе внимания. В толпе селян, как я мысленно окрестил тех, кто выстроился рядком, нас пока никто не заметил, а вот вояки заметили, но особого значения нашему появлению не придали. Издалека оружие Пригоршни не бросалось в глаза, и они, должно быть, приняли нас за припозднившихся жителей поселка. Автоматы у солдат висели за спинами, да и стояли все, кроме капитана, в непринужденных позах… Кажется, они чувствовали себя здесь в безопасности.
— Все на этот дом пялятся, — краем рта негромко сказал Пригоршня. — Который с башней. Чего это они?
— Ждут, чтоб кто-то вышел? — предположил я.
И оказался прав: дверь распахнулась, двое солдат вывели оттуда девицу, которой они заломили руки за спину.
Девица была красивой — это как-то сразу стало понятно. Молодая брюнетка невысокого роста, одетая в закатанные до колен мужские брюки и рубашку навыпуск. Я мысленно вздохнул, заранее предчувствуя недоброе. Брюнетки были слабостью Пригоршни, он от них таял. И, как многие здоровяки под два метра ростом, он любил именно таких: мелких, щупленьких.
К тому моменту, когда они вышли из дома, мы успели подойти почти вплотную к толпе селян — некоторые удивленно оглянулись, заметив незнакомцев, один из которых был увешан оружием и гранатами, как какой-нибудь шахид. Но никто не сказал ни слова, все чего-то напряженно ждали.
Черноволосый капитан с появлением девицы подался вперед, и я увидел в его руке короткоствольное ружье.
— Стой, — едва слышно прошептал я напарнику. — И молчи ради бога!
Девица, злобно выругавшись, пнула в голень идущего слева от нее солдата. И тут же в щель между досками, закрывающими оконце на башне, просунулся ствол.
Оказывается,
— Don’t shoot! — приказал офицер. — Spare the cartridges!
— Что он сказал? — прошептал Никита.
— Кажется, чтоб не стреляли, потому что патроны надо экономить.
— Ага… — он кивнул, явно намотав этот факт себе на ус.
— Пригоршня, ты не вмешивайся! — напряженно прошипел я.
— Да я не собираюсь… Хотя почему это?
— Я вижу три причины.
— И какие?
— Тебе достаточно одной: их девять человек.
— А-а… Да, это много.
— Даже для тебя, Пригоршня.
Теперь мы стояли в конце ряда, возле краснощекого юнца и рыжего вихрастого деда с большим носом, напоминающего грустного Эйнштейна, только без усов. Юнец, облаченный в армейские брюки и гражданскую рубаху, подался вперед, переводя напряженный взгляд с капитана на девицу и обратно. Ему явно было не до новичков, а вот дед то и дело с удивлением косился на нас.
— Козел, дебил, отпусти, урод американский! — донеслось со стороны девицы и двух солдат, уже почти подтащивших ее к грузовичку.
В оконце, теперь частично свободном от досок, вновь что-то мелькнуло, и капитан тут же выстрелил. Стрелял он быстро, ничего не могу сказать: направленный в землю ствол ружья взлетел и обратился точно к окну, на котором после выстрела треснула и зашаталась еще одна доска. Крутой капитан, да. Но я знал одного человека, который стрелял еще быстрее и точнее.
Человек в окне отпрянул. Офицер громко сказал:
— Ok, calm him down.
— Чё он?… - спросил Пригоршня.
— Хочет, чтоб успокоили того, кто там засел… — дальнейшие мои слова заглушил грохот.
Солдаты, все как один, достали автоматы из-за плеч и стали палить по башне. Задрожал весь поселок, вихрастый дед прижал ладони к ушам. Доски на окне разлетелись, но и вокруг были те же доски, просто лучше сколоченные, более плотно друг к другу подогнанные — и они заходили ходуном, треща, проламываясь. Через несколько мгновений башенка стала напоминать тонкий ломоть дырчатого сыра. Затем она на глазах развалилась: плоская квадратная крыша наклонилась и поехала в сторону, стены ссыпались вниз, будто состояли из песка.
Надстройка исчезла в столбе пыли. Тут у солдат закончились рожки, выстрелы смолкли. С улицы позади нас донесся хриплый вопль Безумного.
— Не очень-то боезапас экономят, — проворчал напарник. — Но фиг они того, кто внутри, положили. Если не дурак — бросился сразу на пол и лежит там сейчас под обломками живой.
Я заметил, что Никита только одним глазом поглядывал на башню, а вторым то и дело косил в сторону девицы, которую уже подтащили к грузовику. И черноволосый капитан глядел на нее же. Солдаты попытались подсадить пленницу, а она ударила одного коленом между ног. Вырвавшись из рук второго, отпрыгнула к офицеру и что-то выкрикнула ему в лицо, после чего обеими руками толкнула в грудь. Капитан размахнулся и дал ей пощечину. Никита пробормотал: