Выбор оружия
Шрифт:
Белосельцев застыл перед зеркалом. Сквозь блеск стекла и свое отражение, вспыхивающее и меркнущее в лучах маяка, видел цепи солдат, продирающихся сквозь колкий кустарник, трескучие в небесах вертолеты, два громадных багровых костра, отбрасывающих жирные шлейфы, и черные террористы, уходя от погони, падают ниц, сливаются с жухлой травой, пропускают над собой ревущий смерч вертолета.
Репортер передавал интервью, взятое на месте происшествия у каких-то супругов Росс.
– Это было как землетрясение! – говорил исступленный женский голос. – Я думала, на нас падает небо!
– Я
Говорил министр геологии и ресурсов Деклерк:
– Разумеется, это была хорошо продуманная и спланированная акция. Три атаки на три установки прошли одновременно. Мы должны признать, что наша страна становится объектом саботажа, имеющего целью нарушить стабильность. Разрушениям в ближайшее время могут подвергнуться мосты, атомные станции, узлы связи. Мы должны быть готовы к новой стадии терроризма и встретить ее мужественно и организованно. И мы должны немедленно нанести карающий удар по коммуникациям в Мозамбике, который стал базовым районом черного терроризма…
У Белосельцева сжалось сердце. Он подумал о Марии в ее предместье Матолла, куда неминуемо будет направлен удар возмездия. В окна ее спальни, где она медленно совлекает с себя прозрачные одежды, выходя из них, как из воды, – в ее ночные окна полетят гранаты командос, ударят автоматные очереди. И страстно захотелось ее увидеть, поднять из постели горячее сонное тело, унести к себе, смотреть, как дремлет она под легкой накидкой, положив на покрывало тонкую темную руку.
Говорили полицейские чины, политики, обыватели. Репортаж был умело приготовленной смесью страха, сенсации и угроз. Пропагандистский пластырь, спешно наклеенный на кровавый ожог «Сасола».
Белосельцев думал о Чико, погибшем по наветам врагов. О певцах и танцорах «Амандлы», направляющих в лоб врагу отточенное копье. О тех двоих африканцах, что смешались с толпой на вокзале Ресано-Гарсиа. Быть может, эти двое падают сейчас под очередями карателей, занимают круговую оборону на безымянном холме, отбиваются до последнего патрона в обойме.
Репортаж завершился. Зазвучало энергичное американское кантри. Белосельцев выключил музыку и, взволнованный сообщением, спустился к ужину.
Белоснежный ресторан поражал обилием высоких зеркал, заключенных в алебастровые узорные рамы. Витые канделябры с хрустальными подвесками. Свежие, под крахмальными скатертями столы. Торжество и блеск. Команда темнолицых официантов в белых наутюженных брюках и куртках с алыми лентами через плечо, похожих на камергеров. И, лишь привыкнув к белизне и зеркальному блеску, замечаешь, что узорный алебастр на стенах начинает отваливаться, не хватает в канделябрах хрусталиков, красные камергерские перевязи заутюжены до сального блеска, локти великолепных белых курток аккуратно заштопаны. Богатство было потертым. Роскошь обветшала. Состоятельных туристов, для которых когда-то возводился отель, здесь давно не было. В пустынном зале, в отдалении, ужинали трое черных военных. Два белых, говоривших по-немецки, по виду были специалисты из Восточной Германии.
Белосельцев пил холодное, обжигающее пиво
Поужинав, он вышел в красновато-сумрачный холл, подошел к портье и на всякий случай спросил, не останавливался ли в отеле белый господин из Южной Африки Маквиллен. Портье бегло просмотрел списки приезжих и ответил, что такого приезжего нет. Есть двое белых господ из Англии, которые только что кончили ужинать и прошли в бар.
Белосельцев вошел в бар, полутемный, с мягкой обивкой стен. Стойка светилась разноцветными, похожими на лампады флаконами. На высоких табуретах за стойкой сидели двое. Белосельцев издали узнал одного. Розовощекий молодой инженер Грей, с кем плавали в лазурном бассейне «Поланы», что-то жарко втолковывал собеседнику, бритому наголо человеку. Шагнул к стойке, видя, как поворачивается к нему благодушный, изумленный, узнавший его Грей.
– Мистер Белосельцев!.. Ну конечно, мы должны были встретиться!.. Мы говорили о вас с мистером Колдером!.. Я рассказывал о вашем увлечении бабочками!.. Мистер Колдер тоже увлекается бабочками!.. Прошу, познакомьтесь!
Белосельцев подсел, заказав себе виски со льдом.
– Мой друг желал бы прибегнуть к вашим консультациям, – сказал Колдер, чей круглый череп был белый, как фарфор, а лицо красное, обветренное, пропитанное рассолом океана. – Ибо консультации, которые он берет у бармена, уводят его все дальше от истины.
– Признаться, я и впрямь в недоумении. – Грей поворачивал в обе стороны свое пухлое тело, наслаждаясь легким, коснувшимся его опьянением, свежей одеждой, комфортом бара после жаркой работы на трассе. – Вы мне, помнится, сулили здесь, в Бейре, обилие африканских масок. Но то, что я вижу на рынке, это, по-моему, сплошная подделка. Их изделия коробятся, высыхают и трескаются. Краска с них облезает. Где же настоящие ценности? Черное, железное дерево? В деревнях, которые мы проезжали, быт убогий, никакой архаики, никакого искусства. Танцы под транзистор! Они потеряли фольклор, но не приобщились к цивилизации. Это промежуточное состояние культуры меня угнетает!
– Нефтепроводы отпугивают фольклор, как они отпугивают антилоп и слонов, – улыбнулся Белосельцев. – Из кабины бульдозера не слышны тамтамы, не видны ритуальные танцы. Африканский фольклор уходит все глубже в леса, как это было в Англии или в России. Но я думаю, вам все-таки повезет. Здесь, в Бейре, живет известный резчик. Может быть, послезавтра мы посетим его мастерскую. Его работы экспонировались в Париже. Надеюсь, вам удастся что-нибудь купить у него. Правда, придется преодолеть ряд формальностей в Министерстве культуры, взять разрешение на вывоз скульптур и масок.