Выбор Шатеры
Шрифт:
С трудом поборов подступающую панику, стараюсь мыслить логически. Куда мальчишка-альтаирец на ночь глядя мог пойти? Ответ приходит сам собой: скорее всего в наше тайное место. Там хорошо думается. Я сама в свое время показала его Эвану. Но обычно мы ходим туда вместе. Мог бы и меня с собой позвать!
Бросаю взгляд на вечерний небосклон. Стоит поторопиться. Еще немного — и звезда Сатаба окончательно исчезнет за горизонтом. Лучше вернуть домой Эвана до темноты, чтобы отец Марк не успел заметить отсутствия подопечного, иначе нам с Анигаем достанется на орехи за то, что не усмотрели за альтаирцем.
Кутаясь
Наконец вдали забрезжил свет окон дома Мазэды. Эван должен быть где-то поблизости. Приглядываюсь. Точно! Сидит, закутавшись в меховой плащ, на низенькой каменной изгороди. Задумчиво смотрит в большое светящееся окно дома лекаря. Когда Эвану плохо, он всегда приходит сюда. Значит, сейчас у него на душе еще та катарская метель.
Молча сажусь рядом. Какое-то время мы оба завороженно наблюдаем, как дружная семья лекаря с радостью встречает толстенького главу дома. Не красавица, но в целом довольно миленькая жена помогает снять плащ лысенькому мужу-коротышке. Смотрит на него такими влюбленными глазами! Дети — один другого меньше — смеясь, пытаются забраться к счастливому отцу на руки. Идиллическая картина семейного счастья, которое мы с Эваном только и видели, что здесь, сидя на холодном заборчике.
Зависть, обида и злоба на свою незавидную судьбу — вот какие чувства вызывает у меня свет, идущий от их семейного очага.
И похоже, не у меня одной.
— У меня никогда не будет такой семьи, — внезапно тихо говорит Эван. — У меня вообще никогда семьи не будет. Ни жены. Ни детей.
В его голосе слышится такая тоска, что у меня невольно щемит сердце. Нет! С моим альтаирцем явно что-то происходит!
С удивлением смотрю на мальчишку. Ему шестнадцать лет, а он о семье думает! Ну, точно на голову больной! О девках бы лучше думал. У нас в Катаре мальчишки возраста Эвана ни одной юбки уже не пропускают, а он…
— Зачем тебе семья? — не выдерживаю я. — Семья — это ответственность. А ответственность… Ты сам говорил, что не любишь ее.
Эван поднимает на меня пронзительно-синий грустный взгляд. Свет от дома лекаря Мазэды освещает его бледное уставшее лицо. И тут происходит нечто совсем уж странное. Похоже, я сама начинаю сходить с ума…
Я вдруг неожиданно для себя ошарашенно замечаю, что… какой же он все-таки красивый — этот мальчишка-альтаирец. И уже почти совсем взрослый! Не понимаю, когда он успел так вырасти?! Почему я сразу не заметила?! Черты лица — правильные. Мужественные. Я бы даже сказала, аристократические. Нос прямой. Губы… Словно отточенные. К ним так и хочется прикоснуться. Конечно, Эван довольно худенький. Он еще только подросток. Повариха Мария все время жалуется, что не в коня корм: растет ввысь, а не вширь. А еще бледный: кожа белая, волосы светлые. Сразу видно — не дариец. Зато взгляд такой проникновенный. Словно в душу смотрит. Вот как сейчас: гляжу в его бездонные синие глаза
— Ада… Ада… — голос Эвана, доносящийся откуда-то издалека, возвращает меня к действительности.
И что это было?! Я в шоке от самой себя! Альтаирец словно загипнотизировал меня взглядом!
— Ты меня совсем не слушаешь, Ада, — с легкой обидой говорит он и отворачивается.
Похоже, я и вправду немного засмотрелась на Эвана и прослушала все, что он говорил. Хотя… Что мой альтаирец мог такого важного сказать?
— Пошли домой. — Эван встает, берет меня за руку. Замечает, что я пытаюсь посильнее укутаться в свой старенький плащ. Дубак такой, что зуб на зуб не попадает. Недолго думая Эван снимает меховой плащ и накидывает его на меня. Я пытаюсь остановить его, но все бесполезно.
— Ты чего?! Ты же простынешь! Тебе же нельзя…
— Ничего со мной не будет. А вот ты продрогла совсем.
— Мне не привыкать! — Пытаюсь вернуть плащ, но Эван не дает мне этого сделать. — Но если тебя из местных мужиков кто увидит… Особенно если поддаты будут… Ты же альтаирец! Они же тебе голову сразу отвертят!
— Темно уже. Если кого и встретим, все равно не поймут, что я альтаирец, — упрямо отзывается мальчишка. — Пошли, а то отец Марк нас скоро схватится.
Явно не желая слушать мои возмущения на тему того, что он сам без плаща заболеет-умрет и что мне потом с его трупом прикажете делать, Эван направляется к церкви, крепко держа меня за руку. Понимая, что спорить с упертым бараном бесполезно, сдаюсь. Мне ничего не остается, как послушно последовать за своим альтаирцем.
Всю дорогу до дома священника мы идем молча. Эван держит меня за руку, словно боясь потерять в кромешной тьме. Останавливаемся возле входа во двор. Сразу же пресекаю попытки мальчишки проводить меня до моей хижины. Я живу недалеко от церкви, к тому же, если честно, мне хватило и дневного унижения, которое я испытала, когда Анигай показал Эвану наше нищее жилье.
Хочу вернуть плащ, но Эван не берет.
— Замерзнешь.
Какое-то время стоим молча возле двери. Эван все еще держит меня за руки, греет мои ледяные ладошки дыханием.
— Может, все-таки объяснишь, что с тобой происходит? — не выдерживаю я. — Ты последнее время сам не свой.
Альтаирец не поднимает глаза.
— Я не понимаю, о чем ты…
Вот всегда он так! Если не захочет — слово из него не вытянешь! Но только не сейчас.
— Ты никогда не умел врать. Сам скажешь, что случилось, или мне у отца Марка спросить? Он наверняка в курсе дела.
Эван знает: я настырная. Если что в голову вбила, просто так не сдамся, поэтому…
— Перемирие заканчивается, Ада.
— И? — Я совершенно не понимаю, какое отношение перемирие между двумя империями имеет отношение к моему мальчишке-альтаирцу. — Ты-то здесь при чем?! Нет, я, конечно, понимаю, что в войне нет ничего хорошего. Опять в Катаре будет полно военнопленных, но…
Обрываюсь на полуслове. До меня запоздало доходит, о чем пытается сказать мне друг.
— Ты улетаешь! Ты возвращаешься домой! На Альтаир!
Меня переполняет восторг! Я так счастлива за Эвана! Может, хоть на родной планете не на шутку расшатавшееся здоровье пойдет на лад, а то я уже вся извелась из-за его непрекращающегося кашля.