Выбор свободных
Шрифт:
— Спасибо, Крис, — прошептал Зейнал ей на ухо, и Крис тут же растеряла весь свой пыл.
Девушка безвольно повисла на руках у каттени, а его объятия стали мягкими, любящими. Немного на свете мужчин, способных поблагодарить свою женщину за то, что она зачала от другого.
— Не за что. Наверное, — добавила Крис и выскользнула из рук Зейнала.
Когда Зейнал поставил ее обратно на ноги, девушка извинилась перед Сарой и Джо.
— Я просто хотела убедиться. — соврала она. — Могло быть просто несварение желудка.
— Ну, так кто этот счастливчик? — спросил Джо на правах давнего друга.
Крис усмехнулась.
Она
Крис выбросила из головы воспоминания об инциденте, который получил такое явное продолжение.
— Догадайтесь, — сказала она, радуясь, что может отплатить Саре за ее несдержанный язык.
Долгое путешествие по восточному побережью завершилось успешно. Все привыкли к мысли о беременности Крис. Ночами Зейнал обнимал ее с удивительной нежностью, и у девушки на глаза набегали счастливые слезы.
Когда вернулись к Уединенному Заливу, Крис чувствовала себя как никогда хорошо. Ей пришлось сходить к Леону, показать свою руку — врач остался доволен процессом заживления. Но шины посоветовал не снимать, поскольку девушка хотела работать и теперь вполне могла действовать правой рукой. Еще Леон подтвердил беременность и учтиво воздержался от расспросов.
— Тебе, кстати, повезло, что ты на Ботанике. Здесь ты потеряешь не так уж много времени, — криво улыбнулся Леон.
— В каком смысле?
— Обычно беременность протекает от двухсот шестидесяти до двухсот восьмидесяти дней. На Ботанике плод созреет за двести двенадцать и восемь десятых дней.
Крис недоуменно моргнула. Леон улыбнулся и добавил:
— Тридцатичасовой день не влияет на скорость созревания плода, зато влияет на количество дней беременности.
— Ах, да…
— Многих из моих пациенток это утешает.
— Я запомню.
После того как разнеслась весть о беременности Крис, у девушки нашелся еще один повод для радости: «поклонники» от нее отстали. А когда однажды вечером она увидела в столовой Пита Изли, то просто весело помахала ему рукой.
Крис все равно нравился Питер. Он ведь в тот день тоже прикладывался к бутылке. Наверное, его поведение можно было объяснить внешними обстоятельствами, потому что он выпил столько же самогона, сколько и она сама. Как можно винить Изли за то, что он опьянел и повел себя естественным образом?
Беременность явно смягчала нрав Крис.
Температура воздуха постепенно повышалась, зацвели кусты, ветерок разносил над заливом головокружительные ароматы. В отсутствие Крис сельскохозяйственные команды распахали и засеяли поля семенами, вывезенными во время специального рейда КДЛ из теперь заброшенного лагеря Белла-Виста. За остатками зерна никто не прилетал, а доставленных через пролив запасов не хватало.
Силос собрали на хранение.
На покинутом континенте работали машины, которые уже засеяли большинство полей. Остряки из агрономов устроили соревнование с Фермерами (хоть и одностороннее) по росту и продуктивности урожая из расчета собранного с одного акра. Они даже выбрали поле того же размера, как и у Фермеров, поскольку пахотная земля, судя по всему, делилась на похожие квадраты — еще одно доказательство, что ее тоже когда-то обрабатывали. Угнанные лу-коровы паслись на менее привлекательных землях и на склонах холмов.
Когда зерновые выросли на добрых пятнадцать сантиметров, выяснилась неприятная вещь — снова появились ночные падальщики. Немного, но вполне достаточно, чтобы напомнить об угрозе.
Астрид предположила, что лу-коровы вместе с испражнениями выделяют внутренних паразитов, второй жизненный цикл которых и есть падальщики. С теорией мало кто согласился, зато появился повод для вечерних разговоров. Деревянные полы в домах заменили толстыми кусками сланца или каменными плитами. Те, кто еще не начал строиться, переселились поближе к другим людям. Никто не гулял по полям ночью, а сторожевые вышки либо сооружали из камня, либо ставили на сваях высоко над землей.
Однако все это было уже не так страшно. Груды компоста поспешно перенесли в каменные бочонки, зато отпала проблема избавления от нежелательных отходов. Правда, никому не хотелось встретить ночных падальщиков в уборной. Вместо рытья отхожих мест провинившихся поселенцев заставляли выносить мусор поздним вечером подальше от стремительно растущей общины, чтобы снизить угрозу заражения ночными падальщиками населенных земель.
Весна продолжалась несколько месяцев, но погода обещала агрономам отличный урожай, такой же или даже лучший, чем у Фермеров. Разновидности клубней и бобовых занимали такие же площади, сколько и зерновые. Урожай хранили в пещерах, чтобы не заходить далеко в поисках съедобных растений. Ночных падальщиков не привлекали овощи. Популяция скальных наседок росла, и скоро люди обнаружили, что детеныши гораздо приятней на вкус, чем взрослые особи.
Вечером проводились занятия по разным специальностям. Дни, когда адмирал Рэй Скотт слепил первый нормальный горшок, Бык Феттерман соорудил шесть стульев, а Маруччи сделал врезной ящик, стали вехами в истории превращения угрюмых экс-профессионалов в настоящих жителей Ботаники.
Случались и промахи, как называл их Митфорд: иногда находились люди, которые отказывались выполнять задания или считали, что «власть имущие» постоянно поручают им выполнение самых грязных работ. Судья Бемпчат давал каждому нарушителю три шанса оправдаться в глазах общества. Тех, кто не желал раскаиваться, отсылали на старый континент с кружкой, одеялом, ножом и топориком. После изгнания дюжины человек нарушений стало гораздо меньше.
Раз в месяц они навещали «тюремные долины». Турсы исчезали по одному, пока вся их долина не опустела. Каттени со временем построили хижины. По их просьбе им предоставили гвозди, дали мясо взамен рыбной диеты, но не позволили иметь ни единого инструмента, который помог бы выбраться наружу.
Впрочем, Зейнал не думал, что они будут пытаться сбежать.
— Это драсси и тьюдо. У них есть пища и крыша над головой. Большего не нужно.
— Не могу представить, чтобы кто-то не хотел жить в лучших условиях, — засомневался Маруччи. Он частенько занимал место второго пилота в разведывательных полетах. — Если вспомнить, что мы превратились в почти настоящий город, имеем собственное винокурение…