Выбор
Шрифт:
— У меня точно так же болел живот, — попыталась успокоить ее Синегривка. — Но сейчас я чувствую себя лучше.
— Правда? — резко обернулась к ней Алосветик.
— Мы вчера вместе съели одну мышку, — пояснила Синегривка. — Наверное, она была больная.
Алосветик сокрушенно покачала головой.
— Розолапка очень мучается, а Нежнолапка… — она осеклась и замолчала.
— Она поправится, — заверила Синегривка.
— Ах, я уже не знаю, что и думать! Она еще никогда так не болела.
Зашуршали папоротники, и Пышноус выбрался из палатки.
— Никакие травы не помогут, пока не прекратится рвота. Нужно давать им как можно больше питья. Найди кусочек мха и вымочи его в самой свежей воде, которую только сможешь разыскать.
Алосветик кивнула и со всех лап бросилась к выходу из лагеря.
— Как ты себя чувствуешь? — спросил Пышноус у Синегривки.
— Слабость и живот болит, — пожала плечами та. — А так ничего.
— Сходи к Гусохвосту и попроси у него трав для желудка, — велел Пышноус, покосившись на папоротники. В глазах у него была тревога.
— Котятам уже дали имена? — спросила Синегривка, пытаясь отвлечь Пышноуса от невеселых мыслей.
— Да. Девочек назвали Ночка и Туманка, а мальчика — Когтишкой.
— Когтишкой? — удивилась Синегривка. — Какое грозное имя!
— Он самый слабенький, — рассеянно ответил Пышноус. — Наверное, Пестролапая очень хочет, чтобы он был настоящим воителем, ведь ему предстоит уже сейчас выиграть битву со смертью.
— С Пестролапой все будет в порядке? — спросила Синегривка.
— Она потеряла много крови, но следов заражения нет, — отозвался Пышноус. — Сейчас ей нужен только отдых, и она поправится, — добавил он.
— Ты хоть немного спал? — спросила Синегривка.
Пышноус выглядел совершенно измученным.
Он отрицательно помотал головой.
— Так отдохни! — посоветовала она. — В лагере все спокойно, Алосветик присмотрит за Нежнолапкой и Розолапкой.
— Наверное, так и сделаю, — кивнул Пышноус. — Сходи к Гусохвосту за травами, — напомнил он. — Тогда мне хотя бы за тебя не нужно будет беспокоиться.
Пошатываясь, он отошел в тенек под скалой и растянулся на песке.
Синегривка побрела в сторону зарослей папоротников. «Почему Гусохвост вообще перестал выполнять свои обязанности? Как могло случиться, что Грозовому племени достался самый ленивый и самый глупый целитель во всем лесу?»
Добравшись до конца туннеля, она остановилась. Поросшая травой полянка перед палаткой целителей была пуста.
— Гусохвост! — позвала Синегривка, подумав, что старик, как обычно, спит в своей пещере.
Два горящих глаза уставились на нее из трещины в скале. Синегривка насторожилась. Глаза горели таким диким огнем, что на миг ей показалось, будто в пещеру забралась лиса.
— Г-гусохвост! — срывающимся голосом пролепетала она.
Всклокоченный целитель, покряхтывая, выбрался наружу. При дневном свете его глаза уже не казались такими страшными.
— Чего тебе?
— Пышноус послал меня к тебе за травами для живота. Прошлой ночью мы с Розолапкой и Нежнолапкой съели больную мышь.
— Ты поправилась? — спросил Гусохвост, уставившись на нее.
Синегривка кивнула.
— Повсюду зловещие предзнаменования! — проскрипел целитель.
Синегривке показалось, что она ослышалась. Бормоча себе под нос, Гусохвост скрылся в палатке, потом, не переставая ворчать, выбрался оттуда и бросил перед Синегривкой кучу мятых и рваных листьев.
— Ничего страшного, это всего лишь больная мышь, — сказала она, не понимая, почему целитель так расстраивается.
Гусохвост наклонился к Синегривке и зашипел, обдавая ее своим несвежим дыханием:
— Просто больная мышь? Нет, моя дорогая! Это еще одно предостережение! Я должен был знать, что это случится! Я должен был почувствовать!
— Да как это почувствуешь? — отмахнулась Синегривка. — Я ела эту мышь и то ничего не почувствовала. На вкус она была самая обыкновенная.
Приглядевшись, она поняла, что шерсть у целителя взъерошена не после сладкого сна, а пришла в такой ужасный вид от долгого пренебрежения умыванием. Косматые клочья обрамляли, тощую фигуру целителя, который выглядел таким изможденным, словно сейчас была не сытая пора Зеленых листьев, а стужа Голых деревьев. Синегривка невольно попятилась.
— Мышь как мышь, — упрямо пробормотала она. — Случается.
Гусохвост изумленно уставился на нее своими безумными глазами.
— Как можешь ты… ты, Синегривка, отмахиваться от предзнаменований?! Уж от тебя-то я этого не ожидал!
— От меня? — непонимающе переспросила Синегривка.
— От тебя! Разве не над твоей головой висит пророчество, как коршун над добычей? Ты — огонь, и только вода может погубить тебя. Забыла? Ты не имеешь права легкомысленно относиться к предзнаменованиям!
— Н-но… Я всего лишь воительница, — пролепетала Синегривка. Чего он от нее хочет? Это задача целителей толковать знаки и послания Звездного племени! Ее это не касается. И вообще, так несправедливо. Гусохвост должен толковать знаки и давать ответы, а не дразнить ее непонятным пророчеством, в которое она уже почти перестала верить.
— Всего лишь воительница? — затряс усами целитель. — Слишком много предзнаменований! Трое котов отравлены и находятся на кошачий ус от Звездного племени. Пестролапая на пороге смерти, а у трех ее котят надежды выжить не больше, чем у кроликов, попавших в лисью нору. — Он смотрел куда-то сквозь Синегривку, словно забыл о ее присутствии. — Почему у подруги предводителя роды прошли так трудно? Котята вряд ли переживут еще одну ночь. Единственный котенок настолько слаб, что не может даже мяукать, не говоря о том, чтобы есть. Я должен был помочь им, но как я могу сделать это, когда знаки предвещают такую беду?
«Великое Звездное племя, о чем бормочет этот безумец?»
Забыв о травах, Синегривка попятилась к папоротникам.
«Находятся на кошачий ус от Звездного племени… Неужели все настолько страшно?»
Синегривка со всех лап бросилась в палатку оруженосцев. Она впервые поняла, что Розолапка и Нежнолапка больны гораздо серьезнее, чем ей казалось.
Раздвинув папоротники, она ворвалась в палатку. Сестры, мокрые от пота, неподвижно лежали в своих гнездышках.
Услышав шаги, Розолапка с трудом приподняла голову.