Шрифт:
… Мой Выборг: замок, пряный аромат
И крендель свежеиспечённый -
Со мной навек ты обручённый,
Родимый, счастью очень рад…
/Наталья Кэт. Сайт ljubimaja-rodina.ru/
Посвящается:
Наде Савченко и Алёне Пановой, моим лучшим подругам,
Виктору Шадрину, артисту театра им. Б. Лавренева – за то, что его работа в роли Тартюфа вдохновила меня на создание образа блистательного Виктора
И моему самому любимому, наравне с Санкт-Петербургом, северному городу – Выборгу, чьи узкие улочки и массивные древние стены покорили меня с первого взгляда, и Выборг стал городом, куда мне хочется ездить снова и снова!
Все персонажи и события романа являются вымышленными. Любое сходство с реальностью случайно. Медицинского колледжа, описанного в романе, в Выборге не существует.
***
Расписание электричек в очередной раз изменилось, и снова без предупреждения, так что сбитые с толку люди уже переполняли вокзал. Уже вторая "дачная" электричка не отправилась в назначенное время. "Да что же это такое? – ворчали в зале ожидания и на платформе. – Два часа уехать не можем, набились, как селедки, как тут дистанцию соблюдать? Вроде как о нас заботятся – чтобы ездили поменьше, но что – трудно было заранее оповестить, чтобы мы знали, когда подъехать?"
Обрадованные частичным снятием ограничений и непривычно теплым началом июня после долгих зимних холодов и пасмурной весны, петербуржцы устремились на дачи. Но их ждал сюрприз: расписание всех видов пригородного транспорта претерпело изменения, и не всегда в лучшую сторону.
Монотонный голос из репродуктора, вещающий о необходимых мерах предосторожности в период пандемии, тонул в гуле голосов на переполненном вокзале.
Вероника Орлова, запыхавшись, выбежала на платформу и перевела дыхание, увидев на табло оповещение, что ее электричка прибывает через 5 минут. "Уфф! Успела! Хорошо, что я сообразила не тащиться на "Финик", а выйти здесь! А то Бог знает, сколько бы я ждала, если бы пропустила эту "Ласточку"!".
Автостанция возле дома Вероники на "Парнасе" тоже изменила расписание междугородних автобусов неожиданно. И, когда Орлова в 8 часов утра попросила в кассе билет до Выборга, ей ответили: "Ближайший рейс – в 12.40".
"Блин, а Наум в полдень будет встречать меня на автовокзале! Ненавижу опаздывать!" – думала девушка, спеша к метро.
– Озерки. Следующая станция – "Удельная". Железнодорожная станция "Удельная".
Вспомнив, что электрички, идущие в Выборг с Финляндского вокзала, делают первую остановку как раз на "Удельной", Ника вскочила и первой оказалась у дверей вагона. "Может, повезет?".
Повезло; в кассе она узнала, что "Ласточка" прибывает через несколько минут. Вероника купила билет и вышла на платформу. Орловой снова посчастливилось: пневмодверь открылась прямо перед ней, Ника первой вошла в вагон и села на диванчик у окна. Следом за ней в вагон втиснулось еще человек тридцать. "Хорошо, что успела сесть. Ехать-то больше часа!" – Ника пристроила рюкзачок на багажную полку и отправила Науму СМС: "Выехала на "Ласточке". Через час буду". "ОК, приду", – тут же ответил ей адвокат.
После двух месяцев в почти безлюдном, оцепеневшем от страха перед незримой угрозой Питере Вероника была рада новому настоящему делу, возможно, интересному расследованию для разворота "Невского телескопа", газеты, где спецкор Орлова вела раздел "Журналистские расследования". Давний друг Вероники, адвокат Наум Гершвин, недавно выехал в Выборг, где ему предстояло защищать нового клиента. А позавчера он позвонил и небрежно обронил: "Тут, кажется, есть кое-что по твоей части… Ну оч-чень интересная ситуация!".
Получить разрешение на командировку в Выборг было несложно. И Вероника собиралась в поездку воодушевленная. Ей надоело фотографировать пустынный Невский, закрытые магазины, патрульных и редких прохожих в масках и с бирками пропусков. Надоело слушать из уличных громкоговорителей голоса дикторов, не очень умело имитирующих Левитана. Надоело читать душераздирающие опусы товарищей по "Телескопу" о том, как люди беззащитны перед новой угрозой и как эта угроза подстерегает их повсюду. Новых расследований и даже просто интересных тем не было. Все словно впало в анабиоз. А однажды в пятничный "Телескоп" – "толстячок" поместили статью "Нет худа без добра: Второй медовый месяц на самоизоляции" с фотографией томной красотки в ажурном белье, чулках и маске. Под ней добавили пару анекдотов про прирост рождаемости через 9 месяцев и угрозу экономики, которую создадут в январе следующего года длинные очереди за материнским капиталом. Увидев это на планерке, Орлова совсем приуныла. "Ну, если и серьезные издания стали печатать такие статейки в лучших традициях газеты "Желтый фонарь", чтобы хоть чем-то заполнить полосы – значит, дело совсем швах!".
Самой Веронике и ее бой-френду Виктору Морскому было не до сексуальных экспериментов этой весной. Карантин и самоизоляция принесли обоим дополнительные заботы. Морской на посту губернатора Краснопехотского почти безотлучно находился в мэрии, координируя ситуацию в своих владениях. Ника работала в "Телескопе" и тоже была очень загружена. Журналисты остались на своем посту – пресса должна была выходить как прежде. Но кое-кто нашел уважительную причину для того, чтобы засесть дома или уехать за город, и оставшимся в редакции приходилось трудиться "за себя и за того парня", чтобы читатели получали любимую газету вовремя. Вот только интересных тем стало маловато…
Но сейчас, в начале июня, город потихоньку выходил из оцепенения, возвращался к жизни. Да, пока еще статистика заболеваемости пугала довольно большими цифрами, многие учреждения культуры и досуга и даже парки и пляжи были закрыты, а масочный режим требовали соблюдать неукоснительно. Но все равно чувствовалось, что Петербург уже пробуждается после жесткого карантина и морозной весны. Радовала и погода: ушли низкие тяжелые тучи, почти непрерывно сеющие то снег, то "крупу", то дождь. Выглянуло солнце. Газоны из черных стали зелеными, а потом – разноцветными. Парки за закрытыми воротами радовали взгляд буйной зеленью. Люди выходили на улицу, подставляя лица долгожданному солнцу, стягивали маску, чтобы вдохнуть полной грудью бодрящий невский воздух, и верили в то, что скоро снимут все ограничения, а опасность уйдет. Это ожидание счастья воодушевляло и придавало сил. На вокзалах снова застучали по рельсам поезда и электрички, и с началом белых ночей в Петербург потянулись первые робкие "ласточки" – туристы. Кто-то сетовал на то, что в этом году не получится съездить в Египет или на Гоа, а кто-то радовался возможности хоть куда-то поехать после вынужденного затворничества. Одни стремились в южные города, к теплому морю. Кого-то напротив манили северные красоты.
В Зеленогорске половина пассажиров вышла. Одни прямо с вокзала потянулись к берегу. Другие кинулись к тележкам с мороженым и сувенирным киоскам на станции.
"Хоть тысячу вёрст
Мы по грязи пройдём без привала,
Гремящую смерть
Пронося в молчаливом стволе,
Лишь только б весна
Нам на запад пути открывала
И жизнь воскресала
На выжженной этой земле", – вспомнились Веронике фронтовые стихи Алексея Суркова, написанные в 1943 году. И это было неспроста. Незадолго до разговора с Наумом Орлова ездила в Краснопехотское, чтобы сделать репортаж о строительстве новой больницы, и встретилась там с Виктором. Он смог выкроить время для встречи. Ника и Морской тихо шли по безлюдному парку, непривычно тихому, мимо статуй Ленина и пехотинца Красной армии. Покосившись на возвышающуюся за деревьями громаду – новенький торгово-развлекательный комплекс "АсИо", они повернули в другую сторону парка – к стеле "Никто не забыт и ничто не забыто". Маски были стянуты на подбородок. Вероника и Виктор держались за руки. Молчаливые бодигарды губернатора шли на почтительном расстоянии за ними.